Опасный беглец. Пламя гнева
Шрифт:
— Понимаю! — сказал Рошуссен. — Это и есть ваша «штучка»?
— Это и есть!
— Блестяще! — сказал Рошуссен.
— А эти… эти несколько сот экземпляров, по-вашему, не принесут вреда, менгер Ван-Леннеп? — с беспокойством спросил Рошуссен минуту спустя.
— Нет! — сказал Ван-Леннеп. — Я всё обдумал!… Я назначу высокую цену за книгу: четыре гульдена золотом. Я попрошу моего издателя не выставлять её на витрине. Книга дойдёт только до тех, кто нам не опасен. До людей богатых и образованных, — для них она будет даже полезным предупреждением.
— Крепко придумано!
Эдвард бежал по улице. Земля под ним
Шестьсот гульденов!…
Он спешил на почту, чтобы перевести деньги Эвердине.
«Эвердина, моя книга увидит свет!… Я не напрасно так мучился, Эвердина!…»
Бессонные ночи, холод, слепнущие глаза — всё это было не напрасно!…
«Моя книга будет жить!…»
Он бежал на почту по набережной канала, по Броверс-Грахту, по старым, знакомым улицам Амстердама.
Вон, за углом, мостик с бронзовыми оленями. Лина Ферштег сидела здесь когда-то верхом на олене и болтала ногами.
Эдвард завернул за угол. Где-то здесь недалеко было почтовое отделение; ещё мальчишкой он бегал сюда с письмами из конторы.
Он сочинял текст телеграммы на бегу:
«ПЕРЕВОЖУ ПЯТЬСОТ ГУЛЬДЕНОВ. СКОРО ПРИШЛЮ ЕЩЁ. МУЖАЙСЯ ДОРОГАЯ, ЦЕЛУЮ ТВОЙ ЭДВАРД».
«Моя книга выйдет, Эвердина!… Это будет удар грома, который дрожью отзовётся по всей стране».
Глава тридцать шестая
«МАКС ХАВЕЛААР»
В мае 1860 года в Амстердаме вышла книга: «Макс Хавелаар, или Кофейные аукционы Нидерландского Торгового общества». Это — было как удар грома, который отозвался по всей стране.
Голландии бросили в лицо обвинение в разбое.
Все знали о том, что кофе везут с Явы, какао — с Суматры, гвоздику — с Целебеса. Все знали, что великолепные дома на Роттердамской набережной, нарядные виллы в окрестностях Амстердама, новые паровые суда в порту — всё это создано и построено на доходы с кофейной и сахарной торговли. И вот нашёлся человек, который сказал: «Это разбой. Каждый мешок кофейных зёрен — это обездоленная семья. Каждый ящик сахара — умирающие дети».
— Неужели это правда? — ужасались люди, никогда не бывавшие в колониях. — Может быть, автор всё это выдумал?
Пятьсот экземпляров книги разошлись с молниеносной, невиданной для Голландии быстротой.
Ван-Леннеп плохо рассчитал.
Вместо «осторожного предупреждения людям избранным и образованным», книга превратилась во всенародное позорище для его родной страны.
Между Фрисландией и Шельдой
Лежит пиратская страна!…
Иностранные газеты забили тревогу. Вот как получают голландцы своё какао!… Бельгия забывала о своём Конго, французы — об Индокитае, англичане — о своей Британской Индии. Печать Лондона, Парижа, Брюсселя подняла шум. Голландия, страна сыров и сельдей, недаром выходит на первое место по какао и сахару. Вот как обращаются голландцы с населением своих островов!
Книга дошла до Явы, и в Батавии, Сурабайе, Джакарте уже пели эту песню.
Между Фрисландией и Шельдой
Лежит пиратская страна!…
«Действительно
Кто же он был, автор книги, этот неизвестный человек, спрятавшийся за странным именем, этот Мультатули, который смело заговорил о том, о чём молчали все?
Говорят, он сам служил в Индонезии. И как раз в том самом Лебаке, о котором он пишет.
Что за странное название для книги: «Макс Хавелаар»! Это значит: Макс нищий. Говорят, автор сам был нищий, когда писал эту книгу.
— Кто станет слушать такого человека? — волновались купцы. — Кто поддержит этого сумасбродного Деккера? Его выгнали со службы в колониях. От него отказались его собственные родные. Его книгу больше не будут печатать.
Эдвард не мог пройти по улице, на него оборачивались. На Эвердину показывали пальцами: про неё тоже было написано в книге. Но там она называлась Тиной.
А Дроогштоппель? Кого автор осмеял под фамилией Дроогштоппеля?
— Не меня!… И не меня! — открещивались амстердамские купцы.
Один Дроогштоппель даже отозвался — напечатал в газете возмущённое письмо: как можно так издеваться над отечественной торговлей!
— Нет, нет, этого человека никто не поддержит. Он одинок! — утешали себя кофейные торговцы.
Они ошибались. Эдвард не был одинок. Его книгу читали. Она воздействовала на умы. Её читали студенты, молодёжь, рабочие в доках, грузчики в порту. Слава, настоящая народная слава пришла к Эдварду. Его останавливали на улице. Ему писали письма. Его подстерегали под дверьми, просили у него книгу.
«Макса Хавелаара» у самого Эдварда не было.
Пятьсот экземпляров разошлись, и новых издательство больше не выпускало.
— Пока я жив, мои богатые соотечественники могут быть спокойны, — сказал Ван-Леннеп. — Больше ни одного экземпляра книжки в свет не выйдет.
Глава тридцать седьмая
СОРОК ГУЛЬДЕНОВ ЗА КНИГУ
— Помнишь, в Гааге?
— Да, в Гааге, — сказала Эвердина.
— Я получил твою телеграмму в двенадцать часов ночи: «Эду серьёзно болен, дифтерит, врач опасается самого худшего». У меня не было ни стюбера… Я писал тогда свои «Идеи»… У меня было много идей и мало денег… Я пошёл по городу собирать деньги, чтобы поехать к вам. В Гааге у меня было много знакомых и ни одного друга… Я стучался к почти чужим людям в первом часу ночи. Многие готовы были выругать меня, но, увидев моё лицо, молчали. Кое-где мне отвечали, что хозяин ещё в пивной, и я ходил ночью, усталый, по пивным, чтобы достать ещё два-три гульдена. Кое-где мне вовсе не открывали дверей… Всё-таки я набрал нужную сумму и утром сел в поезд…
— А в поезде ты встретил бродячих музыкантов, которые ехали из Гааги без гроша, и отдал им половину денег, — сказала Эвердина.
— Как можно было сделать иначе, Эвердина? Они хотели продать свою скрипку, чтобы пообедать.
— Ты был так горяч всегда, Эдвард, и так неосторожен! — сказала Эвердина.
— Должно быть, я слишком долго жил в Индонезии, — сказал Эдвард. Он улыбнулся. — Какой-то я не такой, как все здешние люди. «Не гуляй слишком долго под пальмами», — поётся в песне.