Опасный искуситель

Мартин Дебора

Опустившись на колени, она поцеловала его в щеку.

– Пусть будет как будет, Ричард! – прошептала она дрожащими губами. Казалось, она вот-вот расплачется. Не спуская с него умоляющих глаз, она нежно погладила его по щеке, потом отвела руку. – Давай оставим все как есть.

И она выбежала из комнаты.

А он сидел, пораженный, и смотрел ей вслед. Потом медленно улыбнулся. Ответа он все-таки добился.

Ну хорошо, думал он, к черту ее отца, к черту Себастьяна, к черту их всех. Все устроится с Генделем, и тогда все устроится и с Джудит. И что

бы Джудит ни говорила, он сделает по-своему.

Корделия заметила, что ближе к Лондону количество карет, почтовых и обычных, повозок, телег утроилось. Днем Себастьян сказал, что его поместье находится к северо-востоку от города, в нескольких милях от него. После этого он надолго замолчал и сидел, мрачно уставившись в окно.

Корделия не знала, как понимать его дурное настроение. Видимо, это было как-то связано с их с Гонориной вечерним разговором. Корделия умирала от желания узнать, о чем они говорили, но Гонорина не сказала ей ни слова.

После того как она целую вечность проговорила с Себастьяном, Гонорина вернулась в их с Корделией комнату и сказала лишь:

– Полагаю, ты достаточно взрослая и сама знаешь, что делаешь. Правда, я не думала, что ты станешь меня дурачить.

«И это все?» – подумала Корделия. Она ожидала, что Гонорина будет читать ей нотации, и даже заготовила ответную речь о том, что ей уже двадцать три года, и она вполне в состоянии сама о себе позаботиться. Но Гонорина ограничилась лишь этим кратким замечанием, из которого Корделия никак не могла понять, о чем все-таки говорила Гонорина с Себастьяном.

Это занимало ее и сейчас. Она взглянула сначала на Гонорину, потом на Себастьяна. Оба были тихи на удивление, что заметил и викарий.

Корделия свернула в трубочку ноты и нетерпеливо барабанила ими по коленке. Эта парочка ее с ума сведет!

Особенно Себастьян со своими предложениями!

Она не могла винить его в том, что он рассчитывал сделать ее своей любовницей. Ведь она сама вела себя вчера просто бесстыже. Но почему этот человек так странно изливал свой гнев – довел до беспамятства своими поцелуями и добился того, что она сама бросилась ему на шею?

Она сердито стукнула нотами по колену. Слава Богу, она не дала ему обещания встретиться в Лондоне!

– Поберегите ноты до Веверли, – сказал ей Себастьян.

Она взглянула на него, и он, впервые за день, улыбнулся. Улыбка его, таинственная, чувственная, напомнила Корделии о его ласках. Словно угадав ее мысли, он окинул ее взглядом и улыбнулся еще шире.

Ее бросило в жар, и она заерзала на сиденье в смущении. Неужто ему доставляет удовольствие указывать ей на ее же слабости?

Она резко отвернулась, и руки ее еще сильнее сжали ноты. Ах, если бы это была его шея! Этот распутник совершенно уверен в ней, уверен в том, что она побежит к нему в Лондоне, забыв про все оскорбления, которые он ей нанес. Любая связь между ними не приведет ни к чему хорошему, но он слишком нагл и самоуверен и не желает этого признавать.

Нет, она докажет ему, что у нее тоже есть

гордость. Пусть только попробует приставать к ней в собственном доме!

Но ее дрожащие руки говорили совсем о другом. Разве сможет она сопротивляться? Вся ее решимость пропадает, стоит ему только поцеловать ее. Если он только приласкает ее так, как ласкал вчера, она, забыв про все, согласится стать его любов-ницей.

Она тряхнула головой, словно пытаясь отогнать от себя эти мысли. А может, он не будет искать с ней встреч. Вдруг, встретившись с невестой, он про нее забудет?

Но и эта мысль ее не утешила.

Внезапно Себастьян выпрямился и, радостно улыбнувшись, выглянул в окно. Они въехали на холм, и дорога, ведшая вниз, шла мимо больших усадеб и раскинувшихся поодаль поместий.

– Посмотрите! – Он указал на видневшийся вдали особняк светлого кирпича. – Это Веверли! – И в голосе его звучала законная гордость владельца.

Корделия наклонилась вперед, чтобы получше разглядеть дом. Ребристая крыша венчала огромный дом с флигелями по обе стороны. Судя по количеству окон, в доме было не менее пятидесяти комнат. В одном из флигелей, по-видимому, была кухня, а в другом – конюшня. Наверняка у Себастьяна была не одна карета и, скорее всего, отменные лошади.

Когда они подъехали поближе, она заметила, что дом нуждается в ремонте – крыша на одном из флигелей, скорее всего, пострадала от какого-то недавнего урагана, фронтон второго флигеля тоже был не в порядке, но видно было, что работы уже начались.

Но тем не менее вид усадьбы был внушительный. Дом при ближайшем рассмотрении показался ей огромным, и его величина удручала ее. Со вздохом она подумала о том, к сколь разным мирам принадлежат они с Себастьяном. Да, он был достаточно критичен, говоря о своих предках, но вырос он среди такого великолепия, о котором она в Белхаме и не слыхивала. Даже у графа не было такого роскошного дома.

Подумай-ка об этом, велела она себе. Себастьян часто сидит за одним столом с графами и маркизами, возможно, и с принцами. Наверняка у него свой камердинер и секретарь, занимающийся счетами. И к этому он привык.

Ничего удивительного, что он был так разочарован, когда ему пришлось сделать ей предложение. И ничего удивительного, что по зрелому размышлению он решил сделать ее своей любовницей. Этот дом не для дочери викария. Он понимал это, и ей тоже следовало это понять.

– Вот сад, – объяснял он. – А там часовня. У нас прекрасная часовня, викарий. Уверен, она вам понравится.

И тут он взглянул на нее. Его янтарные глаза светились радостью – он вновь увидел родной дом.

– А вам как кажется, Корделия? Здесь действительно красиво, или во мне просто говорит сентиментальность?

Слезы застилали ей глаза, она отвернулась, чтобы он не заметил их.

– Очень красиво, – прошептала она. – Я никогда не видела раньше такого изумительного дома.

Себастьян повернулся к Гонорине.

– А вы что скажете, миссис Бердсли? – Глаза его сверкнули. – Подойдет, как вы думаете?