Опасный круиз
Шрифт:
— Ни о чем не беспокойтесь, — сказала миссис Крейг. — Я уложу их. Они ведут себя очень послушно. Я так поняла, что их мама уже в постели. Она тоже плохо себя чувствует.
— Господи, да что же это мы все так расклеились! — отозвалась я дрожащим голосом, представив себе на минуту, что будет с веселой и простодушной миссис Крейг, если она обо всем узнает.
Я встала, чтобы закрыть дверь и потом легла прямо поверх постели. Я думала о том, что происходит сейчас на корабле, и это казалось мне очень далеким. Горел только ночник,
Около половины десятого я снова посмотрела на часы и решила, что нужно напрячься и лечь по-человечески. Я боялась думать о том, что ждет меня завтра, — вообще, о том, что ждет меня, пока мы будем добираться до Саутгемптона. Мы плыли медленно и должны были бросить якорь неподалеку от Гибралтара только следующим вечером или ночью. Там у нас будет день, чтобы осмотреть город, а потом мы отправимся в Лиссабон, где снова два дня проведем на берегу. Эта мысль больше не доставляла мне никакого удовольствия.
Но все-таки оставался шанс, что дядя Рональд поверит моему письму и что-то предпримет.
Я встала, чтобы умыться и почистить зубы, и подумала неожиданно, что хорошо было бы заглянуть к детям. Я пошла в их каюту и тихо открыла дверь. Горел свет, и я сразу увидела, что одеяла отброшены в сторону и обе кровати пусты.
Я буквально окаменела, и у меня сразу застучало в висках. Я заглянула в ванную, но их там не оказалось; из соседней каюты тоже не доносилось ни звука.
Я как-то сразу поняла, что произошло. Им все время хотелось погулять ночью по палубе. Ясно, что эти маленькие негодники отправились наверх, причем прямо в пижамах и халатах.
Я вернулась в каюту и что-то на себя набросила, а потом быстро пошла к лестнице в конце коридора. На главной лестнице я могла с кем-нибудь встретиться, здесь это было менее вероятно.
И действительно, я поднималась все выше и выше и мне никто не попадался. Откуда-то издалека до меня доносилась музыка, вот и все. Я вышла на шлюпочную палубу; ночь была очень теплой. После яркого света мне показалось, что вокруг страшно темно.
Куда они могли отправиться? Конечно, они могли подняться и выше. Я медленно пошла по палубе йод висящими шлюпками. И тут до меня донесся, нет, не крик — душераздирающий детский вопль.
Я побежала. Глаза мои привыкали к темноте, кроме того светили звезды. Я увидела какие-то фигуры около перил. Двое были маленького роста и один — большого.
Я топала ногами по палубе и, кажется, кричала на бегу. Мужчина бросился в противоположном направлении и, когда он пробегал мимо освещенного окна, я успела разглядеть, что он в смокинге, но — что за странность? — у него, кажется, не было лица.
Дети стояли, вцепившись в перила, Кенди всхлипывала.
— Кто-то хотел столкнуть нас за борт, — объяснил Гильберт, когда я схватила их обоих. Его трясло.
— У него н-нет лица! — добавила Кенди и разразилась таким истерическим плачем, что я испугалась — она захлебнется.
Я
— Вы что не знаете, что вам нельзя подниматься сюда ночью? Вы должны уже третий сон видеть. Почему вы не слушаетесь? Я думаю, он просто хотел отвести вас назад в постель.
— Нет! Нет!
— Ладно, немедленно в постель! Я просто не знаю, что скажут ваши мама с папой.
Я взяла их за руки и потащила к ближайшей двойной двери, а потом вниз по лестнице. Я так разволновалась, что повела их по главной лестнице, и на палубе А мы столкнулись с помощником эконома. Он только взглянул на меня и на плачущих детей — а у Гильберта тоже было зареванное лицо — и пригласил нас в свою каюту.
— Я позову их отца, — сказал он, выслушав наши довольно сбивчивые объяснения. Он позвонил по телефону и попросил вызвать мистера Верритона по судовой системе оповещения.
Через пять минут появился Эдвард Верритон. К этому времени дети немного успокоились и я тоже отчасти пришла в себя. Мне сразу бросилось в глаза, что лицо мистера Верритона ничем не отличается по цвету от его белой рубашки.
— Что все это значит? Меня вызвали по громкоговорителю. Я только зашел в танцзал. Что случилось, дети?
Кенди и Гильберт повторили свой рассказ сначала, перебивая друг друга. Я смотрела на них и постепенно мною овладевал ужас. Потому что, где был их отец до того, как пришел в танцзал?
— Вам все это, наверное, приснилось, — сказал он, выслушав.
— Нет, мистер Верритон, я действительно нашла их на шлюпочной палубе, — возразила я. — Я зашла взглянуть на них, перед тем как ложиться спать самой, но их кровати оказались пустыми. Там действительно был кто-то — я видела, как он убегал. Но я сказала детям, что…
— Это ужасно глупо — ложиться спать, когда все веселятся, — воскликнула Кенди. — А на палубе так хорошо. Но этот мужчина подкрался к нам сзади и одной рукой схватил меня, а другой пытался поднять за шиворот Гила. Я закричала и стала выворачиваться, и тут я увидела, что у него нет лица. Луны не было, но светили звезды. У него не было ни рта, ни носа, только глаза, кажется. А потом пришла Джоанна и этот страшный человек убежал.
Лицо Эдварда Верритона испугало меня, но он спокойно сказал:
— Кто-то просто хотел напугать вас, чтоб вам не повадно было бегать ночью из постели. Отведите их, пожалуйста, назад в каюту, Джоанна. По-моему, вам и самой не следовало вставать. Простите меня за этот переполох.
— Хорошо, мистер Верритон. Я отведу их, — сказала я и стала потихоньку подталкивать детей впереди себя. Когда мы вышли за дверь, я услышала, как помощник эконома озадаченно сказал:
— Да-а, все это странно… очень странно… Разумеется, никто из судовой команды их и пальцем бы не тронул. Надеть чулок на голову — это старый трюк. Но я не понимаю…