Опасный круиз
Шрифт:
Раз я увидела Эдварда Верритона и была потрясена его видом. Он еще постарел и как-то тревожно переменился. Правда, никто, кроме меня, этого, кажется, не заметил.
Днем, несмотря на печальные происшествия, состоялся детский утренник. Столы были сдвинуты под навесом на палубе А и буквально ломились от еды. В главной комнате отдыха проходил бал-маскарад. Почти все взрослые собрались там, чтобы смотреть и восхищаться; пришел и Чарльз, он снова стоял ко мне почти вплотную. Я догадалась, что он не хочет упускать меня из вида, но он не сделал ни одной попытки вернуться к нашему разговору.
Кенди
Там встречались феи и гномы, акулы и русалки. Я видела также не менее четырех детей, одетых в резиновые сапоги и непромокаемые плащи с надписью «Дубровник». Гильберт изображал арабского шейха и был окружен целым сонмом маленьких девочек, наряженных его женами. Их появление вызвало сначала веселый ропот, а потом взрыв аплодисментов. Все получилось очень празднично и, несомненно, понравилось бы мне, если бы я не разучилась радоваться простым вещам.
И Кенди, и Гильберт выиграли призы и выглядели очень довольными. Потом все они собрались около столов и приступили к еде, а мы с Чарльзом вернулись в тенек к нашим шезлонгам. Почти сразу пришел Роберт и спросил, собираюсь ли я надеть сегодня вечером маскарадный костюм. Я была вынуждена признаться, что совершенно позабыла об этом. Я даже не видела программы на сегодняшний день.
— Мы с Джеймсом решили нарядиться небесными близнецами-ангелами, понимаешь? — пояснил Роберт. — Ох, и возни же было с этими крыльями!
По-моему, это было просто сверхъестественно, что люди могут еще от чего-то получать удовольствие, что для них ничего не переменилось.
Этот день, казалось, никогда не кончится. Проходил час за часом, и я ощущала себя все более беспомощной. Я даже представить не могла, что делать в Гибралтаре, если дядя Рональд ничего не предпримет. Все свои надежды я возлагала на него, но от него не было даже телеграммы — ни единого слова. Перед самым обедом мы с детьми поднялись на верхнюю палубу, чтобы посмотреть на побережье Испании. Мы плыли так близко, что можно было разглядеть деревеньки… беспорядочно разбросанные тут и там белые домики… замок на холме. Скоро мы должны были пройти Малагу. По-моему, Кенди и Гильберт совсем оправились от пережитого ночью потрясения. Но у Кенди под глазами были темные круги, и я догадалась, что она переживает из-за матери. Отца они оба просто не замечали.
Неожиданно к нам поднялся Чарльз; он пристально посмотрел мне в лицо, а потом отвел в сторону.
— Джоанна, как ты себя чувствуешь? Я все-таки думаю, что врач не должен был разрешать тебе вставать сегодня.
— Если бы он этого не сделал, я бы сошла с ума, — тихо сказала я, и сердце мое вновь переполнилось тоской, печалью и страхом. Выходило как-то так, что я и вправду теряла его, несмотря на его теплоту и заботливость. Я почувствовала, что не в силах больше с ним разговаривать.
Он посмотрел на меня еще более озабоченно,
— Но покамест я не сошла с ума и прекрасно себя чувствую. Я думаю, ты должен поверить мне, особенно после того, что случилось с Грэмом Хедли и чуть не случилось с детьми.
— Я ведь не говорил, что не верю тебе, вспомни, — спокойно сказал он. — Но ты что, на самом деле думаешь, что родной отец…
— Сначала думала, — ответила я. Кенди и Гильберт стояли в некотором отдалении, что-то показывая друг другу. — Но теперь я полагаю, что детей хотел убить мистер Хедли, а мистер Верритон пытался его от этого удержать. Наверное, они поссорились ночью на палубе, и в результате Грэм Хедли оказался за бортом.
— Ты думаешь его убил мистер Верритон?
— Во всяком случае, кто-то ведь это сделал. Не сам же он выбросился за борт. А ты видел сегодня, какое у Эдварда Верритона лицо? Он выглядит просто страшно.
— Да, я видел его, — подтвердил Чарльз, а потом спросил: — Что ты собираешься делать завтра в Гибралтаре?
— Я собираюсь остаться прямо здесь, на пароходе, — сказала я. — Я просто молюсь, чтобы дядя Рональд приехал или прислал кого-нибудь вместо себя. Ну, а если он не приедет… может быть, я сойду на берег и снова позвоню.
На мгновение Чарльз положил мне руку на плечо.
— Да, ты останешься на борту. Это самое лучшее. Как бы то ни было, тебе опасно бродить по Гибралтару в одиночестве.
— Так ты думаешь…
— Давай пока оставим в покое, что я думаю. Главное, ты не должна волноваться больше, чем нужно. Ты явно не оправилась еще после вчерашнего удара по голове. И я не имею в виду, что ты сошла с ума, — он бросил на меня какой-то непонятный взгляд. — Я собираюсь ненадолго на берег. Во-первых, в Гибралтаре живут друзья моих родителей — семья морского офицера — и я обещал зайти к ним…
— Ну, это прекрасно. Желаю тебе приятно провести время, — сказала я равнодушно, хотя его тон и озадачил меня.
— Не валяй дурака! — резко одернул меня Чарльз, но в этот момент к нам подбежали дети. — Подожди до завтра, — быстро добавил он, и мы с детьми стали спускаться к обеду.
Вечером, как и было запланировано, начался бал-маскарад для взрослых. Он очень позабавил бы меня, будь я в подходящем настроении. Но я не могла уделить много внимания искуснейшим костюмам, потому что голова моя была занята другим. Дважды я спускалась к детям, но они крепко спали и находились в полной безопасности, потому что дверь в большую каюту их родителей была открыта и там лежа читала — или притворялась, что читает — их мать.
Эдвард Верритон не принимал участия ни в маскараде, ни в танцах, которые начались после. Один раз я видела, как он сидел один в курительной, но, по-моему, он меня не заметил. Огромная перемена в этом человеке пугала меня больше, чем все остальное вместе взятое.
Около десяти часов гул пароходных машин прекратился и, когда я, Чарльз и еще несколько человек поднялись на палубу, перед нашими глазами предстал залитый огнями Гибралтар. Пароход встал на якорь. Море было спокойным, на небе показалась почти полная луна — вид открывался и вправду чудесный.