Опасный обольститель
Шрифт:
Он не помнил ничего из того, что происходило все это время. Но, судя по некоторым фразам Дженкинса и мертвенной бледности Женевьевы, она не отходила от него ни на шаг, ухаживала за ним, мыла его. Заботилась о нем.
Конечно, Бенедикт чувствовал определенную неловкость. Еще никогда он не оказывался в подобном положении. Но зато теперь узнал Женевьеву совсем с другой стороны. Она показала, на что готова ради него в критической ситуации. В его глазах она выглядела настоящей героиней. К сожалению, Бенедикт не открылся для Женевьевы с лучшей своей стороны. Но он еще себя проявит.
Не
— Вам не стоило помещать меня в свою спальню.
— Но куда еще я могла вас поместить? — нахмурившись, спросила она. — В спальне удобная кровать.
— Но ваша репутация, — перебил он. — Она могла пострадать… Представьте, если об этом узнают в свете.
— К черту мою репутацию! — с чувством воскликнула Женевьева. Глаза ее сверкнули, — Вы были в очень тяжелом состоянии, и перевозить вас куда-то было опасно. Я не могла допустить, чтобы вы умерли по дороге от потери крови. Кроме того, никто, кроме графа Каргила, Руперта, Данте и моих слуг, не знает о вашем пребывании здесь. А они не производят впечатления сплетников.
— Возможно, вы правы. Но…
— Может быть, вам сначала стоит подкрепиться, восстановить утраченные силы, а уже потом читать мне нотации, — сухо заметила она. — Давайте я покормлю вас бульоном и пудингом.
— Я вполне могу обойтись и без посторонней помощи. Вам не нужно меня кормить, — запротестовал Бенедикт и попытался сесть. Но тут же страшная боль пронзила его, он застонал и без сил упал на подушки.
— Неужели вы действительно думаете, что сможете обойтись без моей помощи? — Женевьева укоризненно покачала головой, сетуя на его упрямство. Затем быстро и ловко положила ему на грудь салфетку и взяла со столика тарелку с бульоном.
После неудачной попытки сесть ему пришлось покориться судьбе. Бенедикт незаметно под одеялом ощупал себя. Вся правая сторона его тела была забинтована. На нем не было одежды и даже белья. Значит, он лежал под одеялом совершенно голый? Интересно, кто его раздел? Неужели Женевьева?
Чтобы скрыть смущение, Бенедикт решил перевести ситуацию в шутку:
— Надеюсь, вы не воспользовались моим состоянием и не овладели мной, пока я находился в беспамятстве, Женевьева?
— Я вижу, вы не утратили чувство юмора за время болезни. Все такой же язвительный и насмешливый. — Женевьева не оценила его шутку.
— Неужели вы в этом сомневались?
— Я надеялась, что за время болезни вы его не утратите. — Голос ее звучал хрипловато. — Кстати, по поводу белья. Я на вас его не надела по причине, не имеющей никакого отношения к сладострастию и любовным играм. Просто вы очень сильно потели во время жара. Иначе пришлось бы слишком часто переодевать вас. А это трудно.
— Неужели вы сами переодевали меня? Это же так… — начал Бенедикт, но не успел поблагодарить, поскольку она поскорее сунула ему в рот ложку с бульоном. Бенедикту бульон показался сладостным и ароматным, словно амброзия. — Просто я хотел спросить, не позволили ли вы себе ничего лишнего, когда переодевали меня и… — Он опять не успел закончить фразу, Женевьева снова сунула ему в рот ложку с бульоном. — Скоро я съем весь бульон и пудинг. Как же вы сможете заставить
Он насмешливо посмотрел на нее.
— Не беспокойтесь, что-нибудь придумаю.
Женевьева была рада, что к ней вернулся прежний Бенедикт. Такой же насмешливый и язвительный, как до болезни, и это прекрасно. Она улыбнулась. Во взгляде мелькнуло озорное выражение.
— Вижу, вы истосковались по любовным играм. Что ж, это поправимо. Я приму ванну и постараюсь потушить огонь вашего желания.
Бенедикт издал сладострастный стон:
— Из-за вас у меня начинается лихорадка. Но уже другого плана. К моей основной болезни не имеющая никакого отношения.
— Я знаю один способ, как избавить вас от этой лихорадки. Если, конечно, у вас хватит сил, — усмехнулась Женевьева.
— Сил хватит. Можете не сомневаться. — Глаза его заблестели. — За эти дни я так по вас соскучился!
Женевьева промолчала. Выражение ее лица стало загадочным. За эти бесконечные дни и ночи она поняла, насколько сильны ее чувства к нему. Это не было простым увлечением. Она чуть не сошла с ума от счастья, когда он открыл свои прекрасные глаза после длительного беспамятства. Самая счастливая минута ее жизни. Только теперь она поняла, что влюбилась в Бенедикта по-настоящему. Окончательно и бесповоротно.
Теперь кошмарные воспоминания о браке с Джошуа перестали ее мучить. Призраки прошлого отступили. Казалось, сердце Женевьевы оттаяло под теплыми лучами этой прекрасной и чистой любви. Теперь она больше не боялась Бенедикта. Была рада его возвращению из мертвых и готова сделать все, что он захочет. Подарить ему всю себя без остатка. Теперь ничто не имело для нее значения. Ни прошлое, ни будущее. Важно только настоящее. Их с Бенедиктом настоящее.
— Я не знаю, серьезно вы говорите или шутите, но… — Бенедикт не мог отвести от Женевьевы взгляд.
Она начала раздеваться, готовясь к купанию. Слуга поставил корыто возле камина. Спустя минуту в комнату вошли служанки и наполнили корыто горячей водой.
Они удивленно уставились на Бенедикта, который лежал в постели их госпожи.
В отличие от слуг мужского пола девушки не знали о его пребывании в доме. Но Дженкинс поспешил выставить их из спальни и плотно прикрыл дверь.
Женевьева распустила волосы и сняла туфли. Повернулась к Бенедикту и лукаво посмотрела на него из-под длинных ресниц. Теперь на ней была только нижняя сорочка. Прекрасные шелковистые волосы покрывали плечи, словно огненно-рыжая шаль.
— Может быть, вы не хотите, чтобы я мылась при вас? Может быть, вас это смущает? Если так, я могу перейти в другую комнату.
— Напротив. Я хочу наблюдать за этим. — Бенедикт с трудом сел на кровати, облокотившись на подушки. Бульон и пудинг придали ему сил. Теперь он мог наблюдать, как Женевьева готовится к купанию.
— В таком случае, если вы не против, я разденусь полностью, — грациозно тряхнув огненно-рыжими кудряшками, предупредила она.
У него перехватило дыхание, когда она сняла сорочку, и та упала к ее ногам. Теперь на ней остались только белые чулки с голубыми подвязками. Если бы не рана, Бенедикт немедленно вскочил бы с кровати и овладел Женевьевой.