Опасный обольститель
Шрифт:
— Подождите, Дженкинс! — крикнула она и, лукаво улыбнувшись, взглянула на Бенедикта.
— Но почему он не мог дождаться утра? — нахмурился Бенедикт. — На моего крестного это совсем не похоже. Хотя, возможно, ему удалось что-то узнать о тех двух слугах.
— Неужели вы успели поговорить об этом с крестным?
— Да, как раз шесть дней назад. Перед встречей с Уильямом Форстером.
Бенедикт выглядел очень взволнованным.
— Я знала, что лорд Каргил ваш крестный, но не думала, что вы с ним настолько
— Да, он больше чем крестный. Он — мой лучший друг, любовь моя, — криво улыбнувшись, объяснил Бенедикт. — Но, простите, милая, мне нужно поговорить с ним наедине. Возможно, в нашем разговоре всплывет такая тайна, которую я просто не имею права пока разглашать. Может статься, я не смогу рассказать об этом даже вам.
— Эта история такая загадочная и запутанная… — задумалась Женевьева.
— Скорее это очень грустная история, — поморщившись, возразил Бенедикт. — Но сейчас я не могу вам больше ничего сказать. Ведь это не только мой секрет, в противном случае я могу подвести лорда Каргила.
— Хорошо, тогда я пока не буду задавать вам вопросов на эту тему.
— Если вы не возражаете, я попрошу Дженкинса провести лорда Каргила сюда. — Бенедикт попробовал сесть на постели, но у него ничего не получилось, и он без сил рухнул на подушки. — Наша близость утомила меня больше, чем я думал.
— Конечно, вы можете поговорить здесь. Почему я должна быть против? — С этими словами Женевьева встала с постели и принялась торопливо одеваться. — Я скажу Дженкинсу, чтобы он привел графа сюда. А сама уйду в другую комнату.
— Я говорил вам, что вы самая прекрасная женщина, какую я когда-либо встречал на своем веку? — ласково улыбнувшись Женевьеве, спросил Бенедикт.
Женевьева подошла к нему, наклонилась и поцеловала:
— Вы говорили мне об этом уже дважды за сегодняшний вечер.
— Всего лишь два раза? Я должен повторить вам это еще несколько раз. А лучше докажу своими действиями, когда граф Дармаус уйдет, — многообещающе улыбнулся Бенедикт.
Она нежно погладила его по щеке:
— Вы уже доказали сегодня вечером.
Он крепко сжал ее руку. Его прекрасные черные глаза сверкнули.
— Нам очень многое нужно обсудить, Женевьева. И не только обсудить, но и сделать. Мы приступим к этому, как только он уйдет. Надеюсь, визит графа не затянется.
— Думаю, что это будет замечательно. Мне должно это понравиться.
— И мне тоже, — кивнул он.
— Я буду в соседней комнате. Позовите меня, если вам потребуется моя помощь.
— Чем быстрее я поговорю с Дармаусом, тем раньше мы с вами сможем остаться наедине. — Бенедикт с сожалением выпустил руку Женевьевы. — И еще одно. — Бенедикт схватил ее за рукав платья, когда она направилась к двери. — Спасибо вам. Огромное спасибо.
— За что вы меня
— Вы спасли мою жизнь, — с чувством заявил он.
— Любой из ваших друзей сделал бы на моем месте то же самое, — покачав головой, возразила Женевьева. — Я просто оказалась рядом. Вот и все.
— Вы считаете меня своим другом, Женевьева? — Взгляд его прекрасных черных глаз стал пронзительным.
— Вы для меня гораздо больше, чем просто друг, — ответила она.
— Мы обязательно вернемся к этому разговору, как только граф Дармаус уйдет. Обещаю.
— Буду с нетерпением ждать.
Бенедикт посмотрел на Женевьеву с такой любовью, что у нее перехватило дыхание, а сердце радостно забилось.
Но внутренний голос подсказывал ей, что не стоит верить этим восторженным словам и нежным взглядам. Ведь он только что очнулся после шести дней беспамятства. Возможно, лихорадка до сих пор не до конца прошла. Он рад выздоровлению, испытывает к ней огромную благодарность. Но никто не знает, какие чувства у него будут, когда он окончательно придет в себя и восторг поутихнет. Не исключено, что все забудет.
Женевьева старалась не встречаться с ним взглядом. Боялась, что он прочтет в ее глазах безграничную любовь, и это станет ему неприятно. А вдруг подумает, что она не отпустит его, предъявив свои права. Для таких людей, как он, свобода — самое важное в жизни.
— Мне кажется, мы не должны сегодня больше заниматься любовью. Давайте отложим это до вашего окончательного выздоровления.
— Но почему? Что это значит? — прищурившись, спросил он.
— Это значит, что вам пока не стоит… перенапрягаться. Ведь вы совсем недавно пришли в себя, — пожав плечами, объяснила она.
— Не согласен. Я чувствую в себе прилив сил от одного лишь предвкушения, как это будет.
— Вы из тех, кто любит все делать по-своему.
— Вы правы. И я докажу вам это, как только граф уйдет.
Женевьева радостно улыбнулась Бенедикту, и улыбка не сходила с лица, когда она вышла из спальни. В холле ждал Дженкинс. Она попросила провести лорда Каргила к Бенедикту. Но когда вошла в соседнюю комнату и закрыла за собой дверь, настроение ее резко изменилось. Во всяком случае, улыбаться она перестала.
В отношениях с Бенедиктом все так зыбко и неопределенно. Женевьева была совершенно уверена в том, что по-настоящему влюбилась в него. Влюбилась настолько, что не представляла без него жизни. И ей хотелось заниматься с ним любовью снова и снова. Но она боялась, что все его нежные взгляды и слова вызваны всего лишь благодарностью. Ей невыносима была мысль о том, что через несколько дней или недель Бенедикт поймет, что она ему наскучила, и навсегда уйдет из его жизни. Потому хотела отложить разговор и интимные отношения до полного выздоровления.