Опасный возраст
Шрифт:
— Я тебе отказываю. У меня уже не работаешь.
— Почему?!
— Хватит с меня болтовни про велосипед…
Почти английский юмор. Возвращаюсь к лингвистическим достижениям. Как-то мы с Мартином совсем спятили на тушеной грудинке с майораном, я взялась приготовить блюдо, пошла к мяснику, показала пальцем на витрину и произнесла:
— Longo swine, please.
«Длинной свиньей» людоеды в Австралии называли вроде бы белого человека. Мясник, по-видимому, не бывал в Австралии, не раздумывая долго, взял грудинку и отрезал, сколько надо. Вспомнив это лингвистическое достижение, я
— Warme Schwein, bitte [28] .
И пожалуйста, поняли сразу. Томек смотрел на меня с набожным восхищением. Не помню, что дали, котлету из грудинки или говяжий гуляш, во всяком случае мы вполне удовлетворили свои потребности.
Сил у меня прибавилось, и мы двинулись в дальнейший путь.
Гололедица кончилась, зато когда я выезжала на берлинскую автостраду, буйствовала снежная вьюга. Выезд крутой и сложный, я засомневалась, верное ли направление удалось избрать.
28
Теплая свинья, пожалуйста (искаж. нем.).
— Томек, что там должно быть? Ты ведь записал названия. Ей-Богу, не уверена, не едем ли мы на Берлин!
Появились указатели, я замедлила, читали с трудом, все залепило снегом.
— Господи, ничего подобного у меня нет! — всполошился Томек. — Такого названия здесь не должно быть! Куда мы едем?!
Ни один указатель не совпадал. Я продолжала ехать вперед — ничего другого не оставалось; что я видела в снежном вихре, не скажу — нельзя же выражаться. Впечатление такое, что я — единственная на всей трассе, и при мысли, что мы прем на Берлин, волосы на голове шевелились. До самой надписи «Государственная граница» я так и не была уверена, куда еду — в Польшу или в глубь ГДР.
Не помню, в котором часу оказалась на родине. В пункте таможенного контроля…
Кстати, расскажу еще кое-что — впечатления исторические. Я купила «опель» в ФРГ. Оказалось, ФРГ не признает ГДР, а посему ГДР не признает ФРГ. Из этого следует, в ГДР не признают фээргэвских автомобильных номеров. На границе, в Варнемюнде, от меня потребовали сменить номер на гэдээровский, всучив металлическую табличку с номером для замены.
От личного участия в очередном идиотизме я отказалась с помощью разъяренной фразы:
— Ich habe keine Instrumenten!
Сие означало, что у меня нет отвертки.
Кто прикрепил номер, не имею понятия, я к этому не притронулась и пальцем. По дороге я все намеревалась отвинтить этот бессмысленный номер и выбросить в кювет, а прикрепить нормальный номер, соответствующий регистрационному свидетельству! Не преследуй нас жуткие атмосферные условия, непременно выполнила бы этот финт. И готовилась поклясться: ничего знать не знаю — дали мне номер в Гамбурге согласно документам, и вообще, о чем речь? Простить себе не могу, что сперва гололед, а потом кошмарная метель не позволили осуществить творческие поползновения!
В таможенном пункте меня ждали Войтек и Ежи, не потому что так по мне соскучились, — опасались, не придется ли сразу платить пошлину. Войтек
— Я тебя сразу узнал — не выключила дальний свет за шлагбаумом, — встретил меня дорогой ребенок.
— Вы все вписали в таможенную декларацию? — осведомился таможенник вежливо.
— Пожалуй, все, — неуверенно сообщила я. — Может, мелочи какие…
— Лезвия привезла? — оживился Войтек.
— Вот именно, забыла об этом… — обратилась я к таможеннику.
— А носки привезла? — осведомился Ежи.
— Ну вот, и об этом забыла.
— Рубашки привезла?..
— Заткнитесь! — яростно шипела я в сторонке.
Не собиралась провозить контрабанду, но как человек может упомнить все шмотье, скопившееся за год с липшим пребывания и работы в другой стране! Да еще рождественские подарки! Черт знает, не придерутся ли…
Никто не придрался, воцарилась всеобщая дружба, за руль сел Войтек. Томек перебрался назад, оберегать свой глобус — как бы Ежи его не помял. Гэдээровский гололед застрял во мне занозой, хотя в Польше виднелись повсюду лишь мощные снежные заносы и на некоторых участках дороги укатанный снежный покров.
— Медленней, — ярилась я. — Медленней, черт побери! Куда спешишь, поворот, скользко, мало тебе «шкоды»?! Медленней!!!..
Моя паника передалась сидевшим сзади, Войтек не выдержал общего хора, в Гожове Великопольском остановились на кофе, после чего мы с ним поменялись. Несмотря ни на что, все-таки я за рулем чувствовала себя уверенней.
В Варшаву мы добрались в полдень. Я провела за рулем без перерыва двадцать девять часов, доехала благополучно — на ослепительной лакировке ни царапины. Дала себе торжественную клятву неделю не садиться за руль. Ну и в тот же день отправили меня на Грохов за рыбой.
Тоска по родине и драгоценным близким в быстром темпе начала угасать.
* * *
Кажется, весь год пребывания дома между первой поездкой в Данию и второй преобладали события сугубо личные. Очередности не упомню, лучше в памяти сохранилось их значение. Прежде всего, в моей квартире печи заменили наконец электрообогревателями. Сподвигся на такое самопожертвование Войтек, инспирированный Аней еще до моего приезда. Аня придерживалась того мнения, что позитивные Войтековы чувства нуждались в доказательствах. Удалось-таки ей его убедить, по-видимому, еще нуждался во мне. Все установки были водружены руками спецов, и угольные мытарства наконец кончились.
Этот уголь, подводя итоги, можно сказать, отравил мне полжизни. Кроме того, что довольно дорого стоил, изводил вечной проблемой — кому носить. Геня, домработница, отказалась наотрез, носил Ежи, потом появился Войтек, и тут я призадумалась. Заставлять носить бедного тринадцатилетнего ребенка, обслуживая взрослого бугая, или пусть носит несчастный сожитель, обслуживая неплохо подросшего и распоясавшегося сопляка. Не разрешила противоречия, пошла на компромисс — носили оба, по очереди, а я старалась лишь следить более или менее за соблюдением справедливости. Электрическое отопление развязало мне руки.