Опер печального образа
Шрифт:
– Это они, – сказала Аня, тяжело дыша, будто это она только что бежала по грядкам в полном вооружении. – Вот этот, с челочкой, стрелял.
– Значит, женщину застрелил твой брательник, Расстегай? – спросил Михаил, наклоняясь к трехпалому, ворочавшему из стороны в сторону хорошо унавоженным лицом. – Целая семейка мокрушников…
Ему не дал договорить Анин крик.
– Значит, Оля убита! Оля погибла! Ее больше нет нигде… Понимаешь, нигде и никогда…
Она вцепилась в рубашку Михаила, трясла его, словно пыталась растолковать ему, непонимающему, эту страшную новость.
…Я,
Глава 16
– Помолчи, – сказал Дон Кихот. – Где ты видел или читал, чтобы странствующего рыцаря привлекали к суду за кровопролития, сколько бы он их ни учинил?
Михаил никак не ожидал от Ани в этот вечер твердой воли и взвешенных речей. Он готовился к слезам, истерикам, самообвинениям или, наоборот, к оцепенению, каменному лицу, молчанию.
На кухонном столике его ждал ужин. Выгнутые и вогнутые поверхности фарфора были чисты, глянцевы. Это была такая игра – спрятать еду, одновременно выставив ее на стол. Но через щели и отверстия пробивались струйки пара, выдавая горячие блюда и соусы.
Какое-то время Корнилов сидел за столом, не решаясь разрушить иллюзию неприкосновенности тарелок. Наконец, Аня подняла большую, как литавры, крышку супницы. Тогда и мелкая посуда стала открываться сама собой.
Корнилов ел с некоторой опаской. Это было похоже на прощальный ужин, хотя Аня как-то рассказывала ему, что научилась снимать сильные стрессы приготовлением ужина, причем в большом количестве, из многих блюд. Словно в этот вечер к Ане на угощенье собирались все ее беды и несчастья.
– Серега сказал, что его омоновцы еще никогда так быстро не бегали, как сегодня по грядкам, – сказал Михаил, внимательно наблюдая за Аней. – Очень ребятам понравилось, как ты с братьями Хрипуновыми говорила…
– Так они еще и братья?
– Родные, – ответил Михаил. – Расстегай старший, а тот, с челочкой, младший, Павел… Особенно омоновцам понравилось «И не надо лохматить Ахматову». А при чем здесь Ахматова?
– Ну, в Бернгардовке, в лесу, большевики расстреляли ее мужа – поэта Гумилева, – сказала
– Омон объявляет тебе благодарность за присутствие боевого духа и за поднятие аналогичного духа у бойцов.
– Служу трудовому омону! – выпалила Аня, звякнув фарфоровой крышечкой. – Велик и ужасен бог Омон-Ра… Миша, ты вот ругал меня за самовольные действия, за глупость и неоправданный риск. Ты же не хочешь, чтобы это опять повторилось?
– А есть такая опасность? – Михаил даже отложил вилку.
– Если честно, есть, – сказала Аня. – Отсутствие информации и все такое. Ты мне можешь все по-человечески рассказать, что было в течение дня. Раскололи братьев?
Корнилов подумал немного, пока пережевывал пищу.
– Младшего Пашу раскололи подчистую, – заговорил он так, будто для него было обычным делом вот так, за вечерним столом, все докладывать жене.
Аня сидела напротив него, подперев голову руками, как на лубочной картинке, а Михаил рассказывал ей, опуская, правда, профессиональные, не всегда законные, детали допросов и очной ставки. Вообще, в криминальном мире о Корнилове отзывались с почтением: уважительный, спокойный, принципиально не рукоприкладствует, в «слоника» не играет, то есть противогаза с пережатым шлангом в сейфе не держит, но «разводит» так, что лучше бы бил.
Начальник охраны Анатолия Горобца был человеком из «системы», но криминальный мир, его расклады, отношения, личности и характеры знал очень хорошо, как подполковник Кудинов свои книги. Когда шеф поручил ему подыскать исполнителя, он не долго думал. На роль мясника-ювелира лучше всего подходил недавно освободившийся Расстегай, прозвище которого только непосвященным казалось мирным, выпечным. Расстегай подключил к делу своего младшего брата.
В Бернгардовке братья Хрипуновы снимали дачу, как самые обыкновенные горожане.
В этом доме на Озерной улице Корнилов с Санчуком обнаружили потом номер «Арлекина» с псевдофотографиями убитой Синявиной. С этой поддельной фотографии Расстегай и копировал свое убийство.
В тот вечер Горобец позвонил жене и пригласил ее поужинать, спокойно обсудить все дела, разойтись спокойно, без скандала, «желтой» прессы и прочего. Ему надо было только выманить Елену из квартиры, на улице ее караулил Расстегай, а младший брат Павлик подстраховывал. Все прошло не совсем гладко, потому что Расстегаю пришлось действовать не в своей излюбленной манере, к тому же он боялся нанести жертве дополнительные порезы. Пришлось бить женщину довольно банально, армейскими ботинками, и только после этого кромсать шею своим знаменитым ножом-бумерангом.
По словам младшего брата, Расстегай все сокрушался, что не видел оригинала, то есть, предыдущего трупа. А то скопировал бы почерк того убийства один к одному. Но и так работа была выполнена неплохо. Исполнители и заказчик были так уверены в том, что милиция пошла по ложному следу, что когда в еженедельнике «Арлекин» появилась странная статья, полная туманных намеков какой-то Пульхерии Серебряной, на ее поиск подрядили все тех же братьев Хрипуновых, поскольку они были в курсе дела, да и работать согласились не за отдельный гонорар, а за дополнительную премию.