Операция "Ананас"
Шрифт:
— Кладите свёрток обратно в портфель, — кивнул я. — К этим деньгам вы отношения точно не имеете. Снимите браслет с руки и отвезите меня в аэропорт. Я опаздываю. А на следующей неделе поедем в Краснодар. Если вы не забыли и не утратили интерес.
Он всё ещё мучительно щёлкал переключателями в голове, пытаясь продемонстрировать взвешенную и умную реакцию.
— Ну смотри… — наконец прошипел он, прищурившись, отчего стал похож на старую крысу. — Я ведь тебя из-под земли достану…
Неохотно, заставляя
— Я смотрю, Илья Михеевич, и отношусь к вам с уважением, как вы могли заметить. Но и вы смотрите. Я к вам в партнёры не набивался. А раз уж вы сами проявили интерес к моей деятельности, то и я требую уважительного к себе отношения.
Забил мозги дядьке. Он и без того особым умом не отличался, только хитрожопостью. Но ничего, пусть посоображает, это могло пойти ему на пользу. А может и во вред, конечно.
Ананьин постучал кулаком по стеклу. Дверь тут же отворилась и внутрь заглянул Выдрин.
— Сними с него железку, — кивнул Ананас, — и проводи в аэропорт. А я на своей машине поеду.
— Тоже в аэропорт?
— Нет, я к себе в кабинет поеду. Жаров, смотри у меня. Выдаёшь ты себя за птицу высокого полёта и поёшь громко. Но с большой высоты падать больнее. Не забывай. Перед тем, как прилетишь на следующей неделе уведоми заранее, с точной датой и временем прибытия. Ясно?
— Так точно, Илья Михеевич, — улыбнулся я, стараясь не принижать его авторитета при подчинённых.
Смысла куражится не было никакого, зато он бы точно затаил обиду, а мне этого не надо. Пока, по крайней мере. Судя по тому, как дёрнулись веки, он оценил.
Верхотомск встретил утренней прохладой и туманом. Доехав до дома, я наскоро позавтракал засохшим батоном с маслом и выпил кофе под бодрый голос радиодиктора, рассказывавшего о том, как похорошела Москва, готовясь встретить спортсменов и болельщиков со всего мира. Потом я принял душ и выехал по делам. Сначала нужно было наведаться на край города, а потом уже двигать на работу сдавать отчёт.
В восемь утра я стоял перед воротами дома Сироты. Калитку никто не открывал. Туман рассеялся, шелестела листва, солнце заливало мир утренним ласковым светом. Было хорошо, а я, вместо того чтобы просто наслаждаться новой жизнью, молодостью и невероятными возможностями исторической прозорливости, занимался вот этой дрянью, тусовался с уголовниками, торгашами и ментами всех мастей и калибров. Тьфу.
На крыльцо кто-то вышел. Я прислушался к шагам и чуть отошёл назад. Калитка приоткрылась и из неё выглянула жена Сироты. Заспанная, но успевшая немного привести себя в порядок. Она придерживала халат на груди, на голове была повязана косынка.
— Доброе утро, — улыбнулся я. — Мне бы Сергия.
— Проходите, — покорно
На крыльцо выплыл Сирота. Опухший, заросший щетиной, с красными глазами.
— А, — коротко кивнул он. — Нарисовался… Спать не даёшь… Чё так рано?
— Здорово, Серёжа, — кивнул я. — Ты чего такой? Не заболел случаем?
— Заболел. Тяжело. Ты мне лекарство принёс?
— Лекарство ты уже получил, в виде бумажного брикета с денежными знаками.
— Понятно, — поморщился он. — Тогда говори, чего хочешь. Мать, сообрази нам…
«Мать» покорно кивнула и скрылась в доме
— Вот хочу пригласить тебя в туристическую поездку. Побережье Кавказа, город-курорт Сочи, белые брюки и знойные… дни…
Хотел сказать «девы», но не стал травмировать спутницу жизни своего… союзника, появившуюся в этот самый момент на крыльце с двумя бутылками «Жигулёвского». Жёлтые полукруглые этикетки на запотевших тёмно-коричневых бутылках заискивающе улыбались.
— Я не буду, мне ещё на работу ехать, — мотнул я головой.
— От работы кони дохнут, — многозначительно заметил Сирота. — Хочешь, глазом открою?
— Нет, — отказался я. — Не нужны тебе особые приметы в дороге. Зачем?
Под ложечкой немного засосало. Я ведь и не знал, что он бухает. Как его с такими способностями в Сочи посылать на поезде?
— Не ссы, — подмигнул он, будто прочитав мои мысли. — Если я по делу еду, в дороге себя блюду. Исключительно. Во Владимире непонятки были? Не были. Вот. А потом уже можно покуралесить. Но только после дела.
Сирота присел на корточки, приставил горлышко бутылки к деревянной ступеньке и шарахнул основанием ладони по крышечке. Она отлетела, и из горлышка выглянуло несколько прозрачных пузырьков. Жена подобрала крышку и ушла в дом, а Сирота поднёс горлышко к пересохшим губам и с жадностью начал пить, издавая громкие булькающие звуки. Острый кадык ходил вверх-вниз, будто хотел выйти из тесной жилистой шеи.
— Ладно, — сказал я, дождавшись, когда он закончит. — Послезавтра надо выезжать в Адлер. В дороге четыре дня будешь.
— Билетов нет, наверное, — пожал он плечами.
— Ещё не сезон, билеты должны быть. Порешаем, как-то.
— Уже давно сезон, — помотал он головой. — Я, кстати, с бабой поеду.
— Зачем? — нахмурился я. — Там дела будут, поездка рабочая.
— Посмотри на меня, — пожал он плечами. — В костюме ещё ничё, а в трикушках и майке всяко зека. По составу менты ходят? Ходят. В прошлый раз знаешь, как на меня смотрели. Кент конкретный едет один, дай-ка обшмонаем. А тут семья, ячейка общества, ё-моё, курочка, яички и ни в одном глазу. Просекаешь? Херово ты дедушку Ленина читал. Конспиация и ещё аз конспиация, товаищи! Вот так-то, студент. Из иск’ы возгоится пламя.