Операция без выстрела

Орленко Владимир Григорьевич

— Хорошо, — ответил Соколюк. — Мы готовы.

На второй день утром чекисты областного управления и районных органов собрались на совещание, в работе которого принял участие первый секретарь обкома партии.

Совещание было рабочим, деловым и вместе с тем не совсем обычным. Подводились своего рода итоги той долгой, опасной, напряженной работы, которую вели чекисты с памятной весны 1945 года.

После доклада полковника Соколюка, выступлений с мест слово было предоставлено секретарю обкома партии.

Рассказав о положении в области, о строительстве школ, больниц, клубов, о колхозах, о том, как успешно народ залечивает раны войны, секретарь обкома перешел к делам чекистов.

— Наша партия, советские люди возлагают большие надежды на вас — чекистов, вооруженный отряд партии, стоящий на передовых рубежах защиты нашей Родины. Советские

люди не только любят вас, но и делают все, чтобы помогать в борьбе с врагами нашей Родины. Разве могли б одни чекисты без активной помощи народа успешно разгромить банды националистов, вооруженных в свое время гестаповцами, а теперь перешедших на службу в американскую и английскую разведки? Вы знаете, как националисты силой и угрозами загоняли молодежь в банды. Но как только народ узнал о воззвании партии и Советского правительства Украины о явке с повинной, десятки, сотни бросили оружие и вернулись к мирному труду. Больше того, многие попросили оставить им оружие, чтобы вместе с вами и всем народом вести борьбу против банд националистов. Операция, которую вы закончили, имеет большое значение. Речь идет о том, что, ликвидировав банды ОУН, мы создали нормальные условия жизни для многих людей и их семей. Сколько пожаров, убийств совершили бандиты!.. Народ будет благодарить чекистов за эту операцию. Ликвидацией банды Буй-тура-Щепанского мы, по сути, закончили ликвидацию вооруженных банд ОУН в области. За это вам спасибо от партии, от народа! Но Центральный Комитет партии, обком партии обращают внимание всех коммунистов, партийных организаций, вас, товарищи чекисты, что теперь, как никогда, следует усиливать идеологическую работу по развенчанию идеологии национализма… Некоторые товарищи неправильно понимают суть воззвания КП Украины и правительства о явке с повинной. Кое-кто рассматривает этот документ как реабилитацию националистов. Нельзя забывать, что Советская власть простила тех, кто заблуждался и порвал с национализмом и бандами, но мы должны ясно сказать, что нельзя смешивать реабилитацию отдельных людей с оправданием национализма. Вам, чекистам, и после ликвидации подполья ОУН предстоит продолжать борьбу, но теперь главным образом на идеологическом фронте. Областной комитет партии принял решение направить в органы государственной безопасности коммунистов и комсомольцев, проявивших себя в борьбе с бандами националистов, политически грамотных и хорошо работавших на порученных им участках. Обком партии выражает уверенность, что вы сделаете все, чтобы этот отряд молодых людей, направляемый для пополнения ваших рядов, быстро освоил трудную и почетную профессию чекиста. Вы ведете нелегкую борьбу с опытными врагами нашей Родины. Такие махровые националисты и бандиты, как Бандера, Мельник, Шухевич, Гриньох, Стецко и им подобные, прошли школы разведок и различных специальных служб империалистических стран, и для того, чтобы успешно бороться с ними, нужно быть высоко образованным, политически зрелым и профессионально подготовленным чекистом. Теперь, когда закончена ликвидация вооруженных банд, многим из вас будет предоставлена возможность завершить прерванную учебу, закончить вузы… Ведь не секрет, что война нарушила планы многих из вас. И вместе с тем обком партии считает, да, видимо, и вы все это хорошо понимаете, что после ухода на учебу или по состоянию здоровья — в запас и даже в отставку вы, как коммунисты, остаетесь в боевом строю. Вы можете многое сделать по разъяснению политики нашей партии, по воспитанию молодых чекистов, по воспитанию молодежи. Вы прошли большую школу войны, школу борьбы с врагами, явными и тайными, и ваш опыт должен быть максимально использован. Но все же в заключение хочу сказать: главная ваша сила, товарищи чекисты, в постоянной связи с народом и в постоянном руководстве партии.

В погожий день на скамье в парке сидел немолодой мужчина. Рядом играла детвора. Ветерок шевелил раскиданные желтые листья, налетал на кроны деревьев, и об землю ударялись тугие каштаны.

Мужчина посмотрел на часы, поднялся. Пошел вдоль аллеи к университету, но вскоре вернулся на прежнее место. Он волновался. Встреча, которая должна была вот-вот состояться, заставляла листать в памяти давно минувшее. Там вились два пути, две дороги. Об одной он вспоминал с гордостью, о той, другой, похожей на лабиринт, ему хотелось забыть. Но он ждал загадочного свидетеля своего прошлого, чтобы определить, на какой из дорог они встречались.

Микола Богданович Мамчур прибыл во Львов по вызову

сына. В телеграмме Роман просил:

«Тату, если можно, приезжайте. У нас гостит тот человек с Херсонщины, который Вами интересовался».

Поблизости упал каштан. Мамчур наклонился, подобрал его и положил в карман. Некоторое время всматривался в фигуры прохожих, которые появились в конце аллеи. Потом они исчезли из глаз, и Микола Богданович углубился в свои мысли. Кто же он, тот незнакомый человек по фамилии Лысюк?

И Мамчур снова припомнил письма сына, студента университета.

…Роман проходил педагогическую практику в одной из школ Херсонской области. Он поселился на квартире у Назара Дмитриевича Лысюка. Хозяин внимательно присматривался к молодому Мамчуру и однажды поинтересовался:

— Скажите, Роман, вы похожи на своего отца?

— Да вроде похож. А почему вы спрашиваете?

— Мне все кажется, что я встречал вас тридцать лет назад. Может, то был ваш отец? Он воевал?

— Дошел до самого Берлина.

— А откуда вы родом?

— Из Галиции.

— Неужели вы его сын?! — воскликнул Назар Дмитриевич. — С тех пор прошло столько лет! Ни имени, ни фамилии я не помню… А вот лицо… Наверное, Роман, мы с вашим отцом однополчане. Перед отъездом во Львов Роман дал Лысюку свой адрес…

Микола Богданович поднял еще один каштан и глянул на аллею. Навстречу ему шел пожилой мужчина. Мамчур сразу узнал его. Да, это был человек, которого он называл когда-то… Сокирой.

После дружеских приветствий Микола Богданович внимательно оглядел своего давнего знакомого:

— А ты совсем не изменился, дружище.

— Эге, да где там! Встречались парубками, а теперь я уже дед Назар. Внук есть! Не веришь?

— У меня тоже дети взрослые. Ну, Романа ты знаешь. Он старший. И еще есть два сына.

Беседа Мамчура и Лысюка была долгой. Вспоминали про бои под Берлином, про страшные дни националистического подполья.

— В ту осень, в 1945-м, — сказал Лысюк, — много хлопцев пришло с повинной. Ну, эсбисты, сам знаешь, что с ними делали. И все-таки я выбрал момент, решился… Ночью, когда эсбисты и боевики из охраны задремали, я схватил автомат, дал по ним длинную очередь. Вылез из бункера — и в родное село! Пришел с повинной. Уговорил родителей переселиться в степные районы. Мы тут же уехали на Херсонщину.

— Это ты сделал хорошо, — сказал Мамчур. — Я за тебя очень боялся, ты был беспечным. Мне как-то еще в армии Чернота говорил, что тебя, как ненадежного, следует ликвидировать.

— Да. Я помню, ты вовремя меня предупредил. Скажу тебе, что и я за тебя боялся. Не дай бог, если бы эсбисты узнали, что ты под Берлином получил орден.

— Да, они многого не знали, — и чтобы перевести разговор на другую тему, Мамчур спросил: — А ты же с Калущины, не так ли?

— Да, из Перегинского района.

— А давно был дома?

— Очень давно. Думаю поехать. Как ты считаешь? — спросил Лысюк.

— А что здесь думать? Только ты ни Калущины, ни Перегинщины не узнаешь. Расскажу тебе про историю, что с Сычом приключилась.

— Он что, живой? — перебил Лысюк. — Признаюсь, не думал. За ним было…

— Ему повезло, — продолжал Микола. — Когда его судили, была уже отменена смертная казнь, и он получил срок. Вернулся Сыч с женой лет через десять или двенадцать. Приехал во Львов ночью, сел на попутную машину, доехал до Николаева, там сошел и направился в Роздол. Прошел несколько километров и говорит жене: «Ты знаешь, мы заблудились, ведь я свой Роздол знаю, а это какой-то город. Столько света, такие дома, да и дорога не наша. Где-то мы не там свернули. Это не Роздол». Вернулись они в Николаев, дождались утра и только днем поехали уже автобусом в Роздол, оказалось, ночью они в нем уже побывали. Устроился он на работу и как-то рассказал на собрании, как он думал, что заблудился. Один старик ему и сказал: «Ты, сынок, заблудился не в новом, а в старом Роздоле и долго блудил, но слава богу, что разобрался, живи с людьми, работай. Мы знали твоего отца, деда… Будь таким, как они, и тебе будет хорошо».

— Ну и как он?

— А что — как? Поклонился старику, работает, и работает хорошо, уже дети пошли в школу.

— Да, теперь трудно поверить, что и мы с тобой… Но как я рад, что вовремя… Ведь мы… Да что говорить…

Лысюк махнул рукой, отвернулся.

— Поверь мне, об этом не только тяжело говорить, тяжело думать… — и он опять обнял Мамчура.

— Я прошу тебя быть моим гостем в Роздоле, а потом поедем на несколько дней к тебе на Калущину. Как? — спросил Мамчур.