Операция "Бидон"
Шрифт:
У нашей молодой англичанки тоже есть любимое выражение: «Ду ю андестенд?» Однажды я записал, все, что она говорила на уроке, и подчеркнул красным карандашом семнадцать «ду ю…»! Учительница заметила мою записку и ужасно покраснела. Теперь она краснеет всякий раз, прежде чем произнести «ду ю…».
Но мне довольно скоро надоело записывать все эти «знаешь», «понимаешь», «значит» и так далее. Да и не было уже никакого смысла в этом собирании.
Ральф во сне перебирал лапами, наверное, ему спилось, что он гонит зайца. Я перевернулся на живот и стал разглядывать траву. Мир насекомых жил своей жизнью. Оранжевая божья коровка с четырьмя
Большой черный муравей тянул сосновую хвоинку. Вдруг на дороге непреодолимое препятствие — сухая ветка, ни прыгнуть через нее, ни пролезть снизу. Муравей помучился, помучился, а потом бросил свое полено и, ну, давай сигналить усиками. Откуда ни возьмись, появился второй муравей. Общими усилиями перекинули они ношу через препятствие. Первый муравей продолжал свой путь, а второй отправился назад. И как только они ухитрились сговориться? С помощью ультразвуковых волн, что ли?
Жаль, что у меня нет такого передатчика. Тогда бы я вечером сообщил маме: «Не волнуйся, я жив, здоров и невредим. Со мной ничего не случилось. Вернусь осенью. Не ищи меня понапрасну. Я спрятался в таком месте, где меня даже знаменитый Шерлок Холмс не сыщет».
Но послать маме какую-то весть о себе все же надо. У нее больное сердце, нельзя волновать ее понапрасну. Письмо напишу завтра, все равно мама ждет меня только вечером.
Я закрыл глаза и подпер голову руками. Если бы записать все то, что человек за день передумает, интересно, какой толщины вышла бы книга? Когда-нибудь, наверное, придумают такой аппарат, который будет записывать мысли, что-нибудь вроде магнитофона. Но вообще это было бы ужасно, иногда ведь такое нафантазируешь…
Ральфу уже надоело спать. Усевшись, он тыкал мокрой мордой мне в спину. Пожалуй, хватит для первого дня загорать. Свобода все лее очень хорошая штука. Хочешь — валяйся, хочешь — вставай. Никто тебе не говорит: «Рейнис, а ты выучил английский?», «Рейнис, сбегай за маслом и молоком!», «Рейнис, сделай то, сделай се!»
Мы с Ральфом отправились погулять. За домом наткнулись на старый фундамент, кругом валялись остатки обгоревших бревен. Среди этих развалин стояла раскидистая яблоня, последние лепестки опадали с нее, точно розовые снежинки. А на берегу реки укрытая кустарником стояла банька. Двери были закрыты, вместо замка служил кусок шпагата. Маленькие окошечки точно занавесками были затянуты паутиной. В баньке остро пахло дымком. Казалось, что им пропитаны и печь, сложенная из дикого камня, и стены, и пол. На полке лежала растрескавшаяся деревянная шайка, а рядом с нею старая кукла с одной ногой. Я взял ее в руки — сквозь истлевшую ткань посыпались опилки. Очевидно, это была кукла лесниковой дачки.
Я вспомнил рассказ матери, и мне стало жутко.
Рассчитавшись с Анной и Андрисом, фашисты и шуцманы окружили дом лесника. Они думали настичь здесь партизан, но это им не удалось. От злости они расстреляли лесника Калныня, его жену и трехлетнюю дочь, а потом подожгли хлев, дом и ушли.
Когда один из разведчиков на следующее утро пришел к связному, лесник и его жена были уже мертвы. Мать, защищая девочку, навалилась на нее всем телом. Хлев сгорел со всем скотом, но дом каким-то
Интересно было бы узнать, что с ней сталось. Правда, сейчас она уже вовсе не девочка, а совсем взрослый человек, ведь с той ночи прошло уже двадцать семь лет. Моя мама вспоминала, что девочку взяла жена какого-то рыбака, но выжила она или нет, этого мама не знала.
Мы сошли к реке. Попробовал воду рукой — ничего, терпеть можно. Нырнул с головой — аж дыхание перехватило от холода. Но это только в первый момент, зато, когда привыкнешь, совсем не хочется выходить из воды.
Ральфу тоже понравилось купаться. Устроили соревнование — кто быстрее. Победил Ральф.
Солнце понемногу тонуло в заречных лесах. Сразу же стало прохладно.
Мы с Ральфом навернули остатки супа и слопали по ломтю хлеба. Нечего делать культ из еды. К тому же вечером наедаться вредно: всю ночь будут мучить кошмары.
Я нырнул под одеяло. Ральф пристроился на полу, рядом с кроватью. Смеркалось. Вокруг непривычная тишина. Не грохочут трамваи, не гудят машины, не гремит радиоприемник — вообще, ни одного привычного городского звука. Внизу, в кустарнике, на берегу реки робко защелкал соловей, к нему присоединился второй, и вскоре уже звучал целый соловьиный хор. Ничего красивее я в своей жизни не слышал, честное слово.
Мама, очевидно, уже приготовила вкусный ужин и ждет меня из похода. Но вполне возможно, что Инта и Вия уже успели проболтаться, что я с ними не был. Завтра обязательно надо будет пойти на ближайший телефонный пункт и позвонить маме на работу. Нет, звонить все же нельзя, потому что тогда меня сразу обнаружат. Лучше уж отдать письмо какому-нибудь проезжему шоферу, пусть опустит его в почтовый ящик прямо в Риге.
Спина и грудь горели, как в огне, наверное, все-таки пережарился на солнце. Папоротниковый стебель уперся прямо в спину и не давал уснуть. Но все это чепуха, главное, что мы с Ральфом вместе и никто не может нас разлучить.
Глава 6. И в наши дни можно стать Робинзоном. Таинственный бидон
Проснулся я, когда день уже был в разгаре. Мои часы, как назло, остановились, вчера забыл завести. Собаки рядом не было, судя по всему, она выпрыгнула в окно, которое я оставил открытым.
— Ральф! Ко мне! — высунувшись из окна, громко позвал я. В лесу откликнулось эхо.
Только этого не хватало. Остаться одному в этом заброшенном уголке, честно говоря, удовольствие не из приятных.
Ральф вернулся нескоро, весь мокрый, и уже издали пополз на брюхе, видать, чувствовал, негодник, что совесть нечиста. Но я так обрадовался его возвращению, что ругать пса мне даже не пришло в голову.
Мы позавтракали. Я — вареным яйцом, Ральф — бутербродом с колбасой.
Хлеб у нас слишком быстро идет. Уже сейчас ясно, что до субботы мы не выдержим, осталась совсем маленькая горбушка. Сейчас бы очень кстати была картошка. Но где ее взять? В Межвиды лучше не соваться.
Интересно было бы узнать, куда ведет лесная дорога, по которой мы с Ральфом пришли сюда? Мама прожила в этих лесах почти год и уверяла, что кончается она озерными топями.