Операция «Дуб». Звездный час Отто Скорцени
Шрифт:
Безусловно, ни одна из этих перспектив не внушала Кессельрингу восторга. По его словам, он любил Италию и итальянцев и не оставлял надежды, что те будут до конца верны интересам «оси». Неисправимый оптимист, Кессельринг полагал, что лучше попробовать защитить каждую пядь итальянской земли, нежели без боя отдать врагу южную часть страны, если не больше.
Летом 1943 года между Кессельрингом и Роммелем возникло соперничество. И тот, и другой пытались перетянуть Гитлера на свою сторону. Роммель был сторонником вывода немецких войск из южной и центральной Италии. На самом деле соперничество было весьма призрачным, потому что Гитлер всегда отдавал предпочтение мнению Роммеля. Кессельринг, по его убеждению,
«Меня записали в “италофилы” и потому сочли идеальной кандидатурой на пост командующего тамошними военными частями. Правда, при условии, что мое присутствие там поможет поддержать дружеские отношения с королевским домом, – вспоминал Кессельринг уже после войны, – потому что как только настал момент заговорить на ином языке, как выбор тотчас пал на другого, а именно – на Эрвина Роммеля, чья Группа армий “Б” уже стояла у меня в тылу». В отличие от Кессельринга Роммель имел репутацию человека, не слишком жалующего итальянцев, с которыми он постоянно ругался во время отступления сил «оси» в Северной Африке.
И вот теперь, в середине августа – то есть примерно тогда, когда штаб вверенной ему Группы армий «Б» был переведен из Мюнхена на озеро Гарда в северной Италии, – Роммель временно стал одним из двух командующих немецкими силами в Италии.
«На тот момент район его полномочий был ограничен северной Италией, – писал генерал Варлимонт, – в результате мы имели в Италии два немецких штаба, к которым довольно хаотично была привязана вся организация командования нашими силами в этой стране».
Как мы увидим позже, через несколько недель это соперничество между Роммелем и Кессельрингом выльется в откровенный конфликт, когда Роммель потребует для себя контроль над всеми немецкими силами в Италии – причем с удивительным результатом.
Во второй половине августа немецкие соображения по поводу положения в Италии стали еще серьезнее, что не удивительно, если учесть, что союзники уже навели свои бинокли на итальянский берег. 17 августа после тридцати восьми дней сопротивления пала Сицилия. В течение недели, предшествующей этой дате, нацистам удалось перебросить через Мессинский пролив обратно на материк около сорока тысяч человек – внушительный шаг в тех условиях. Эти солдаты, которые также захватили с собой оружие и военную технику, еще примут участие в других битвах. Союзники же заплатят высокую цену за то, что позволили им так легко уйти. Невероятно, но никто даже не потрудился поставить Гитлера об этом в известность. Его позиция по Сицилии была столь расплывчатой и неясной, что Кессельринг и Йодль рискнули принять решение вместо него.
Впрочем, юг Италии так и не стал для войск стран «оси» местом отдыха. Несмотря на бесконечные переговоры с итальянцами, Черчилль распорядился, что, «пока американцы не возражают, война против Италии должна продолжаться». В течение всего августа и в начале сентября союзники постоянно бомбили итальянские города. Кварталы таких городов, как Милан, Неаполь, Турин, сильно пострадали от этих бомбежек. 13 августа Рим вторично стал целью авианалета – первый раз город подвергся бомбежке 19 июля, то есть в день конференции стран «оси» в Фельтре, что вынудило Бадольо на следующий день объявить Рим открытым городом. По мнению генерала Штудента, эти частые бомбардировки Италии свидетельствовали о том, что итальянцы вряд ли стремятся к сепаратному миру.
Впрочем, союзники наращивали давление не только на Апеннинах. На Восточном фронте, там, где части вермахта были сильно ослаблены переброской части дивизий в Италию, русские пядь за пядью отвоевывали назад свою землю. 23 августа был взят Харьков, спустя неделю – Таганрог. В этот день американцы предприняли
С фронтов одно за другим приходили дурные известия. Не удивительно, что Гитлера все сильнее мучили опасения по поводу повторения в Германии событий 25 июля. Чтобы этого не допустить, 24 августа глава СС Генрих Гиммлер (личность малоприятная) был назначен министром внутренних дел, сменив на этом посту престарелого Вильгельма Фрика.
Что касается Бадольо, то ему не давали покоя партизаны. К концу августа тревожные настроения в Риме достигли своего пика. Итальянцы не получали от Кастеллано никаких вестей с того самого момента, когда он отбыл в Лиссабон. Никто не мог гарантировать, что желание Италии переметнуться в другой лагерь найдет понимание у союзников. Бадольо был обеспокоен тем, как бы немцы, а также фашисты из числа сторонников Муссолини не попытались сбросить его правительство. Не удивительно, что ему везде мерещились шпионы и диверсанты, как реальные, так и мнимые.
Именно тогда Бадольо разоблачил или же сфабриковал заговор Каваллеро. Итальянцам этот заговор был преподнесен как попытка бывших фашистов низложить – с молчаливого согласия нацистской Германии – итальянское правительство. (Информация о предполагаемом заговоре могла стать одной из причин, по которым в августе Муссолини перевели с Маддалены на материк.)
Глава заговора, Уго Каваллеро, был арестован вместе с другими заговорщиками, бывшими деятелями фашистской партии, которые после событий 25 июля угодили за решетку, однако позднее были выпущены на свободу.
Хотя Бадольо и утверждал, что действует в интересах народа, некоторые итальянцы возмутились. По их мнению, новый глава страны состряпал эти обвинения с той единственной целью, чтобы нанести превентивный удар по остаткам сторонников муссолиниевского режима, свести счеты со старыми врагами, а также устранить возможных соперников. Как бы то ни было, Бадольо хватило мужества отправить в Берлин жалобу на то, что в заговоре замешаны немцы. Риббентроп отреагировал немедленно – потребовал, чтобы Бадольо уточнил, что он имеет в виду, например, назвал имена и фамилии участников предполагаемого заговора. Это, в свою очередь, незамедлительно повлекло за собой публичное извинение со стороны Рафаэле Гварильи, министра иностранных дел Италии. Поговаривали, что за свою самодеятельность Бадольо удостоился резкого выговора от короля, который пришел в ярость, узнав, что глава правительства провоцирует нацистов какими-то невнятными обвинениями.
В расставленные Бадольо сети едва не попал граф Галеаццо Чиано, зять дуче и бывший министр иностранных дел. Хотя он и был женат на дочери Муссолини Эдде, на заседании Большого фашистского совета он проголосовал против Муссолини. После событий 25 июля он снял с себя министерские полномочия и старался не привлекать к себе излишнего внимания.
Сразу после государственного переворота раздались призывы к его аресту, однако Бадольо решил не предпринимать против Чиано никаких действий, выжидая удобный момент. Такой момент подвернулся вместе с заговором Каваллеро. Бадольо тотчас распорядился арестовать Чиано и отправить его на Понцу – тот самый остров в Средиземном море, на котором в начале августа держали Муссолини. И хотя Чиано не был напрямую связан с заговорщиками, ему ставилось в вину незаконное обогащение за время пребывания на посту министра иностранных дел. В любом случае Чиано не стал долго задерживаться в Италии, чтобы доказать безосновательность предъявленных ему обвинений.