Операция «Фауст»
Шрифт:
– Познакомьтесь. Это представитель завода, арбайтсфюрер Герман Лютц. Он будет сопровождать вас.
В поезде арбайтсфюрер расхваливал Германию, трудолюбие и образцовый немецкий порядок, великолепную природу и добродушных баварцев – наследников гениальных мастеровых, теперь делающих паровозы и моторы, оптику и самолеты.
По приезде в Мюнхен он поселил Березенко в общежитии-казарме, где отлично разбирались в шорохах за стеной, умели подглядывать в замочную скважину, оставаясь при этом незамеченными. Как понял Березенко, Лютц не был инженером, не разбирался в марках металлов, но считал себя знатоком человеческих
На заводе Лютц представил Березенко доктору Хельду. Отныне новый сотрудник стал именоваться не иначе как доктор Бер.
Новый шеф оскорбился за свою великую нацию. Русского сразу рекомендовали на значительный пост в лаборатории. Но рекомендация нацистского комитета – это приказ. Пришлось показывать производственные цеха, рассказывать о порядках, узаконенных во всемогущей фирме Европы.
– Как вы догадались, доктор Бер, фирма работает на войну. Стало быть, мы являемся солдатами. До сего времени наши моторы считались самыми простыми и надежными в эксплуатации…
– Почему считались?
– У Москвы случилась заминка. Если исключить отчаянное сопротивление русских, то одной из причин нашего поражения явился совершенно неожиданный для нас, специалистов, факт: в условиях жестокой восточной зимы стали отказывать моторы. Мы пробовали применить особую норвежскую смазку, но она не помогла. Требуются принципиально новые двигатели, способные победить низкие температуры.
– Но я не знаток моторов.
– Я говорю об общей проблеме, – снисходительно проговорил Хельд и закурил, нисколько не заботясь о том, что дым плыл в лицо русского. – Вы будете решать достаточно узкую задачу: искать качественные сплавы, чтобы ими заменить крайне дефицитные для Германии металлы.
– Но, насколько я понимаю, Германия до войны сумела создать значительные запасы таких металлов… Не так ли?
Хельд не удостоил русского ответом. Он не собирался откровенничать с этим типом, чье выдвижение самим Берлином казалось для него загадочным.
В лаборатории, помимо Хельда, трудилось много инженеров, лаборантов и других «копфарбайтеров», как называли в Германии работников умственного труда. Одни держались вызывающе, другие – заискивающе, третьи просто не хотели иметь ничего общего с коллаборационистом. Но кто находился на ступень ниже по должности, подчинялись Беру чисто по-немецки, боясь потерять «бронь».
Березенко вспоминал голодных своих соотечественников. Они строили Шатуру и Днепрогэс, Магнитку и Комсомольск, учились в нетопленых классах, ходили в лаптях и заношенных гимнастерках, но делали все с энтузиазмом и бескорыстием, недоступным немецкому пониманию. Здесь вовремя завтракали, работали от сих до сих, исполняли супружеский долг, вырываясь на волю в один-единственный день – праздник мужской свободы, вознесенье, который мог возникнуть только у постоянно зависимых людей.
…Когда немцы подходили к Киеву, Березенко пошел в ополчение. Место сбора было на Подоле. Пока
В это время и навестил Марину Васильевну соратник по гражданской войне Петр Федосович. Было ясно, что он оставлен в Киеве для подпольной работы. Он-то и посоветовал Анатолию Березенко идти в комендатуру.
– Предложат ехать в Германию – соглашайся, – сказал он. – Связь пока держи с матерью, понадобишься, мы тебя найдем. Если придет связной от «Грача» – знай: это от меня.
Петр Федосович показал несколько приемов тайнописи. Воспользоваться ею разрешил только в экстренном случае.
Паспорта у Березенко не было – забрали, когда записывался в ополчение. Но оставался служебный пропуск в институт.
Нанимаясь к немцам, следовало козырять своими опубликованными работами. Так он все и сделал. Немцы поверили ему, хотя доктор Хельд тяготился присутствием русского у себя в лаборатории и теперь был рад сплавить его в Розенхейм. Как понял Березенко, техническое требование Хохмайстера полностью совпадало с направлением работ лаборатории по сплавам фирмы БМВ. Хельд попросту собрался дважды стричь одну овцу.
6
Маркус приказал Айнбиндеру ввести Бера в курс проблемы, показать расчеты стрельбы из боевой гранаты. Сам же собрался в Вену к Шираху. Рейхсюгендфюрер стоял близко к тем кругам, от которых зависела судьба «фауста». Он нанял на заводе отца лучшего чертежника, который выполнил рисунки и чертежи цветной тушью, захватил отчеты об испытаниях, а также написал официальное письмо с просьбой о конкретной помощи. Предварительно обменявшись телеграммами, он выехал в Австрию. Поезд вышел из Мюнхена утром, а днем уже прибыл в Вену. На вокзале его встретил адъютант гаулейтера, такой же голубоглазый смазливый молодой человек, как и его шеф. Лицо показалось Маркусу знакомым.
– Граф Антон Гизе, – отрекомендовался адъютант.
– Где я мог вас видеть? – спросил Хохмайстер.
– Я не пропускал ни одного боя с вашим участием, – польстил Гизе. – На Олимпийских играх после боя с Сюже я передавал вам приглашение рейхсюгендфюрера.
Хохмайстеру вдруг до боли в груди захотелось снова на ринг – вдохнуть душноватый воздух напряженного зала, пахнущего водкой и сигаретным дымом, услышать наэлектризованный гвалт болельщиков, пружинистым шагом двинуться на соперника в предвкушении победы.
– Все это в прошлом и уже никогда не вернется, – грустно произнес Маркус.
– Вы остановитесь в «Олимпии». Это самая приличная в Вене гостиница. Гаулейтер примет вас завтра в два. Я заеду за вами.
Хохмайстер простился с Гизе в вестибюле отеля. Потом принял душ, заказал в номер ужин и сел к окну, ожидая кельнера. Темнело. За коробками домов, за соборными крышами со шпилями, похожими на гвозди, он увидел Дунай. Вернее, угадал по плывущим красно-зеленым навигационным огням на пароходах и баржах.