Операция «Гадюка» (сборник)

Булычев Кир

— Вы не узнали меня, Леонид Моисеевич?

— Егор? — обрадовался доктор. — Это замечательно! Ты вернулся!

— Нет, — ответила Люся. — Я не могу этого позволить.

— Разумеется, — сказал доктор. — У нас опасно долго оставаться.

— Вы меня не поняли, доктор, — возразил Егор. — Я остаюсь здесь! Навсегда!

— Егор, ты сошел с ума! — Люся словно не сразу поняла его.

А я знал, что Егор уже решил. Порой я чувствую людей. И я чувствовал, что кто бы и как бы ни уговаривал Егора, он останется с Люсей. Даже если

это означает выбор между всем живым миром и одной девушкой. Это было безумием. Я мог лишь преклоняться перед этим парнем и даже завидовать ему.

— Неразумно, — сказал Кюхельбекер.

— Значит, — спросил доктор, который ничему не удивлялся, — обратно пока возвращаетесь только вы?

— Значит, так, — сказал я.

— Тогда отойдем в сторону. У меня к вам есть сугубо конфиденциальный разговор.

Мы отошли в сторону, и никто на это не обратил внимания, потому что Кюхельбекер занимался с Соней расчетами, Люся ругала, проклинала, умоляла своего Егора, а Егор редко и почти лениво отвечал.

Доктор убедился, что нас никто не слышит.

— У каждого естествоиспытателя бывают сумасшедшие идеи, — сказал он. — У меня тоже есть идея. Как вы знаете, если человек поживет здесь больше недели, его кровь необратимо изменяет свой состав. Вы слышали?

— Да, я слышал.

— Но я не знаю, откуда возникло такое убеждение и каким образом его проверяли. Может быть, проверяли. Но вы — первый образованный человек оттуда, с которым я могу говорить. Так вот: здесь у меня, — он поднял чемоданчик, — образцы крови. Тут моя кровь, кровь Сони и Дениса. А также, простите, моча. Я надеялся, что вы попытаетесь вернуться сегодня же… Соня мне обо всем рассказывала. Я умоляю вас — немедленно отвезите нашу кровь в лабораторию и проведите анализ. Кстати, не забудьте и свою кровь — вы тоже у нас пробыли около суток. Вы меня поняли?

— Вы гений, — искренне сказал я. — Вы замечательный ученый.

— Я не гений и не замечательный ученый. Однако я сохранил остатки любознательности, а это очень много для врача.

— Я не знаю, как вас отблагодарить…

— А я знаю. В следующем обмене пришлите мне паровоз и вагончики для железной дороги, рельсы — шестнадцать миллиметров. Вы запомнили? Шестнадцать миллиметров.

— Обязательно, — сказал я.

Мы вернулись к остальным.

— Пора идти, — сказал Кюхельбекер. — Пожалуй, нам повезло. В течение двух часов, может, немного больше…

Егор присел у забора.

— Ты что? — спросил я.

— Плохо мне, — сказал он. — Если доктор пойдет к себе, я — с ним.

— Нет! — закричала Люся.

— Хватит, — сказал Егор. — Хватит. Раз и навсегда. Ты моя жена. Поняла?

— Он остается, — сказал я.

— Он остается, — сказал Кюхельбекер, — я таких навидался. А если раскается, тебе, императрица, об этом не скажет. Хотя ты у нас — вдовствующая императрица. Тогда придется дать молодому человеку титул. Как насчет графа? Граф Чехонин тебя устраивает?

Учти, что я теперь и.о. императора. Но добрый.

Мы обнялись с Егором. Он сказал:

— Позвони маме. Наври ей о секретной экспедиции…

Потом я поцеловался с Люсей. Она ревела в три ручья и измочила меня слезами.

Егор положил руку на плечо доктору.

Они медленно пошли к университету.

Егор остановился, посмотрел на меня и сказал:

— Не забудь главного: мы будем ждать вас здесь месяц. Если никто не придет — мы поедем в Петербург. Там, говорят, есть нормальные люди.

— Хорошо, — ответил я. И подумал: как же он отсчитает месяц?

Потом они втроем пошли вдоль забора к университетской библиотеке, а мы повернули налево, к театру.

В театре нам пришлось ждать долго, часа три, не меньше. Чтобы не потерять ощущение времени, я старался считать до тысячи, я сбивался, отвлекался на разговоры. Кюхельбекер вдруг начинал задавать вопросы, в основном о современной армии. Его забавляли наши поражения в Чечне.

Было пыльно, сумрачно, единственная свечка, зажженная Соней, которая при ее свете умудрялась читать, робко трогала желтым светом вертикальные полосы кулис.

— В следующей посылке, — говорил комкор, — желательно лично для меня включить справочник по форме одежды российской армии. Я слышал, что для генералов армии ввели одну большую звезду на погонах. Почему? Ведь так они уравниваются в форме с маршалами? Тогда я не представляю, как вы намерены отличать маршала от генерала армии. Ну как?

Я не задумывался об этом. Среди моих знакомых не было ни одного маршала. Хотя вот завелся комкор.

— Вопрос второй — остались ли сапоги в парадной форме? Нет-нет, не отворачивайтесь, Георгий. Постарайтесь вспомнить. Мне это принципиально важно…

Заныл, зашевелился Денис.

— Что? — спросил я. — Он чувствует?

— Нет, — сказала Соня. — Он пить просит.

Из кармана своего широкого платья она достала бутылочку, вытащила пробку и дала Денису. Он начал с удовольствием хлюпать, пить, совсем как грудной ребенок. Соня погладила его по голове.

— Вы уверены, что будет окно? — испугался я. А вдруг мы так и будем сидеть неделями, месяцами в ожидании… И тогда я тоже, как и Люся, лишусь возможности возвратиться домой.

Соня поднесла свечку к глазам Дениса. Она долго вглядывалась в его глаза.

— Скоро, — сказала она наконец.

— Да и я говорю: скоро. У меня же есть таблицы, — сказал Кюхельбекер.

— А можно, я их возьму с собой? — без надежды на положительный ответ спросил я.

— У вас там тоже есть таблицы.

— Да, конечно.

Я думал, что Егору, должно быть, страшно. И наверное, хочется прибежать к нам, сюда, и вместе со мной вернуться. Самое грустное — он об этом сейчас не думает: через какое-то время он сочтет виновной во всем Люсю и не простит ей собственного самопожертвования.