Операция «Гадюка» (сборник)

Булычев Кир

— Чего уставился? — заявила Вера и вдруг засмеялась. — Понимаешь, я же не думала, что мы с тобой подружимся, и твоих биографических данных не спросила. Как тебя зовут и где ты бедствуешь?

— Егор.

— Такого имени нет.

— Полное имя Георгий, — сказал Егор. — Георгий Чехонин.

— И паспорта нет?

— И паспорт есть.

— А где ночевать будешь?

— Мне на поезд надо, в Бологое.

— Что там делать будешь, попса ты моя наивная? Тебя что, жизнь еще мало била? Оставайся в Питере. Будем вместе жить, не пропадем. Меня вся

Нарвская знает. Верка-снайпер. Я нормальная баба, здоровая, ты не подозревай.

— У меня в Бологом важное дело, — сказал Егор.

— Я предложила, ты меня отринул, — сказала Вера громче, чем следовало, словно работала на публику.

К ним поворачивались головы.

— Брезгуешь? — спросила Вера.

— Нет, — сказал Егор. — Честное слово, мне это и в голову не приходило. Но у меня, ей-богу, важное дело в Бологом. От этого зависит жизнь многих людей.

— Цицерон! — воскликнула Вера. — И я должна ему верить.

— Как хочешь, — сказал Егор.

Воздух за окнами трамвая стал синим, желтые огни — так давно он их не видел! — зажглись в домах, загорелись фонари. Люди проходили черными силуэтами мимо витрин, приобретали объем и цвет, когда оказывались на фоне стены.

Огни отражались на крышах автомобилей.

Егору казалось, что город веселится, как Рио-де-Жанейро во время карнавала.

Впереди показалась площадь с высоким обелиском. Площадь была почти круглая и очень просторная. Справа виднелось здание Московского вокзала.

— Спасибо, — сказал Егор Вере, — я пошел.

— Мне тоже сходить, — сказала Верка.

Они сошли с трамвая и пошли к входу в метро.

— Простите, Вера, — сказал Егор. В конце концов, Вера была его единственной знакомой в Петербурге. — У вас не найдется телефонной карточки?

— Проблема, — вдруг развеселилась бомжиха. — Я люблю скоротать вечерок в телефоне-автомате, беседуя с подружкой Мэри в Лос-Анджелесе!

— Извините, — сказал Егор.

— А что, совсем денежек нет?

— Я спешил и не взял.

— И мог бы взять, врунишка мой?

— Мог бы и взять. Сколько угодно. Они же взяли.

— Кто это такие они? У тебя есть враги?

— Не столько у меня, как у всех нас.

— Меня включая?

— И вас.

— Значит, демократы и президент Клинтон.

Вера принялась смеяться. Она все делала преувеличенно, громко и даже вызывающе.

— Значит, тебе карточка нужна?

— Мне надо позвонить в Москву.

— Только не произноси передо мной слова «правоохранительные органы». Если половые органы — пожалуйста, а если правоохранительные, я тебя убью.

— Я не из милиции, — сказал Егор.

— Что же, у меня глаз нет, что ли? Конечно, ты не из милиции, я думаю, ты краденый.

— Как так?

— Тебя украли, чтобы насолить твоему папаше-депутату. А твой папаша им говорит — режьте сына, бейте, убивайте, но бабок от меня вы не увидите. Вот они и держали тебя в подвале, казнили и убивали, а потом плюнули и отправили тебя куда глаза глядят.

— Очень интересно, — сказал Егор и подумал, что при

всей нелепости этой версии она была не так уж далека от действительности.

— Мне нужно две минуты…

И он тут же замолк.

Не нужна ему телефонная карта. Просто мозг его настолько ослаб, что выкинул из себя нужные факты: у него же нет домашнего телефона Гарика, а в Институт экспертизы он сможет позвонить только завтра. А завтра он может оказаться так далеко от Петербурга и от телефона…

— Черт побери…

— Опять что-то не так? — спросила участливо Вера.

— Мне нужен билет до Бологого.

— Переночуешь у меня, получишь завтра билет.

Егор спросил:

— А где вход в вокзал?

— Здесь много входов.

— А где кассы?

— С той стороны… Да что я тут с тобой расселась! Иди занимайся своими проблемами, а меня оставь в покое.

Но никуда Верка-снайпер не ушла.

— Вы хотели купить мои часы, — сказал Егор. — Хорошие часы, «Сейко».

— Идут?

— Там, где я был, часы не идут, — сказал Егор.

— В любой зоне часы идут, — возразила Верка. — Может, батарейка кончилась? Покажи.

Егор снял часы. Он их не выбросил в том мире, потому что это был подарок отца, когда он получил аттестат.

Верка взяла часы, стала рассматривать, прочла — «Сейко», потом потянула за винтик, подвела стрелки.

— В порядке, — сказала она. — Идут.

— Не может быть!

— А ты погляди, зачем свои вещи унижаешь?

«Господи, — подумал Егор, — ну как сказать тебе, чтобы отодвинулась? У меня теперь такое обоняние — катастрофа».

Верка протянула Егору часы. Секундная стрелка двигалась толчками — по секунде толчок. Часы шли. Они возвратились домой, все вернулось для них на свои места. А вот для тебя, Егор, ничего не вернулось. Тебе здесь не жить. И Верка тебя, переоценивает. Если бы даже захотел отплатить ей за билеты или за телефонную карточку ночью любви — ничего бы прекрасная бомжиха не добилась от молодого джигита.

— Ты что? — спросила Верка. — Раздумал часы отдавать?

— Возьми.

— Сколько? Только учти, мне еще клиента надо отыскать и всучить. А часы не новые, еле идут.

Егор улыбнулся.

— На твой век хватит, — сказал он.

— Сколько?

— Билет до Бологого и телефонную карточку. И еще на автобус. Может пригодиться.

— Да у тебя губа не дура.

— Я обещаю все тебе вернуть. Все деньги… А часы будут в подарок. Хорошенько подумай, Вера. Может, тебе это выгодно?

— И я должна тебе верить?

— А кому еще, как не мне?

— Разумно, — сказала Верка, почесала в голове острым длинным ногтем. Вокруг совсем стемнело, и потому освещенная площадка перед входом в вокзал, куда они поспешили, казалась яркой сценой. А за ней утопал в темноте зрительный зал.

— А какой вагон тебе? — спросила Верка.

— Все равно какой. Лучше, конечно, купейный. Но все равно.

— Общий пойдет?

— И общий пойдет.

— И карточку? И билет? А сколько билет на автобус стоит?