Операция «Гадюка» (сборник)
Шрифт:
— Зря сказал. У тебя своя работа, у них своя. От того, насколько быстро ты передал телеграмму, зависит жизнь людей и принцип дела, ты меня понимаешь?
— Понимаю! — радостно откликнулся охранник и вытащил из верхнего кармана куртки смятую телеграмму.
«Значит, есть еще люди в нашей стране, которые не спят, чтобы принести вовремя телеграмму, понимаете?»
Охранника я отпускать не стал — пригодится.
Прочел телеграмму. Странную, но подтвердившую все мои подозрения.
МОСКВА
ГАГАРИНУ БОЛОГОЕ ПОЧТА
Во-первых, у него плохо с деньгами. Иначе бы объяснил все понятнее. Во-вторых, он сам не знает, куда едет.
Я посмотрел, откуда отправлена телеграмма: из Петербурга.
Значит, с вокзала — и он отправляется поездом в Бологое.
Теперь посмотрим на время отправления: 22.40.
Я сказал охраннику:
— Возвращайтесь на пост. Удвойте бдительность. Считайте, что институт объявлен на особом положении.
— Слушаюсь, — ответил охранник.
Он подобрался, выпрямился — и уже не казался страшным бугаем бандитской породы. Я взял с доски ключ от лаборатории.
Я быстро прошел к нам; в лаборатории было слишком пусто и свободно.
Надо действовать.
Сначала я позвонил Калерии.
— Извините, что разбудил, — сказал я.
— Я еще не ложилась, — ответила моя начальница.
— Это для меня — камень с души, — сказал я.
— Говори, что стряслось, — спросила Калерия Петровна.
— Объявился Егор Чехонин.
— Не может быть! Где? Как? Ему плохо?
— Помните историю с Максимовкой?
— Почему бы не помнить?
— По моему разумению, на этот раз Егор находится в Питере, он дал оттуда телеграмму.
— Прочти ее.
Я прочел телеграмму.
— У него нет денег, — сказала моя прозорливая Калерия. — Он ведь умный мальчик, а так мало информации.
— Что еще? — спросил я. Мне хотелось, чтобы Калерия подтвердила или развила мои мысли.
— Места назначения он не знает. Иначе бы дал хоть это слово.
— Чего нам ждать? — спросил я.
— Через двадцать минут я буду в институте, — сказала Калерия. — Пока позвони домой Мише… и на вокзал. В справочную. Сначала даже в справочную. Когда отходит ближайший к телеграмме поезд на Москву с остановкой в Бологом и во сколько он там будет.
Мне стало легче. Калерия взяла дело в свои руки.
Она не ахает, не вздыхает. Если бы дело было пустым, она бы велела мне ехать домой и легла бы спать.
Эх, донести бы до Егора мои мысли, знать бы ему, что он не один. Бологое в пять сорок утра, при условии, что они взяли билеты именно на ближайший поезд. Так что до прибытия поезда остается три часа.
Гигантский отрезок времени!
Затем я решился и набрал телефон дяди Миши. Ему в конечном счете решать.
Никто не взял трубку. Затем включился автоответчик и сообщил мне, что Михаилу Ивановичу можно позвонить утром по такому-то
Может, он в командировке и именно сейчас прижимает к своей груди нашего Чехонина либо не выносит, когда его будят среди ночи.
Затем я позвонил во Внуково, чтобы узнать, когда ближайший рейс на Бологое. Таковых рейсов не оказалось.
Пока я занимался звонками, прошло минут десять-пятнадцать.
В коридоре послышались быстрые шаги.
В дверях возникла Калерия Петровна, свежая, веселая, бодрая и в меру накрашенная.
За ее спиной маячил охранник, который не пожелал оставить ее без внимания.
— Тут явилась, — сообщил он мне.
— Все правильно, — сказал я, не без труда принимая образ его строгого начальника. — Пропусти женщину и иди на пост.
Охранник был счастлив оттого, что им так хорошо командуют. Он шикарно развернулся и скрылся в темном коридоре.
— Гарик, — сказала Калерия, — ты опять за свое?
— Это был единственный способ его урезонить, — ответил я. — И сейчас не время быть деликатным.
— Не согласна, — сказала Калерия, — деликатным никогда не мешает быть. Быть деликатным — допустимо, — процитировала она известного мне поэта.
Она прошла к моему столику и взглянула на листки бумаги, на которых я записывал информацию и чертил загогулины, пока ждал ответа.
— Так, — сказала она. — Осталось три часа. Нам туда не успеть, а пускать на этом этапе чужих людей, даже очень умных и ответственных, мне не хочется.
— Мне тоже.
— Не зная, что происходит и в каком положении находится Егорка, мы можем наломать дров.
С этим я тоже не спорил.
— А что с Мишей?
Я сказал, что автоответчик отослал меня далеко.
— Давай я попробую другой телефон, — сказала Калерия.
Она села и набрала номер. Причем сделала это так, чтобы мне номер виден не был. Я не обижался. Как говорил Максим Горький совсем по другому поводу, некоторые вещи лучше не знать, потому что их значение ничего нам не дает.
— Галочка, — сказала Калерия, — извини, что тебя разбудила, но дело важное. Как мне отыскать Мишу?
Последовал какой-то короткий ответ.
Затем Калерия сказала:
— Извини, Миша, надеюсь, ты не успел заснуть?
После довольно длительной паузы, в ходе которой Калерии пришлось выслушать реприманд нашего дяди Миши, она сказала:
— С тобой хочет поговорить Гарик Гагарин. У него новости.
Калерия передала мне трубку, но дядя Миша не захотел со мной разговаривать.
— Это не телефонный разговор, — сказал он. — Буду через пятнадцать минут.
Он повесил трубку.
— Чудесные люди, — сказал я, — среди ночи вскакивают и несутся выполнять свой служебный долг. Ну прямо как Ленин.
— Ленин соблюдал режим, — серьезно ответила Калерия. Будто знала, как это было в Шушенском.