Операция «Гадюка» (сборник)
Шрифт:
Стало совсем муторно, Вера сильно дернула его за руку — и вовремя, потому что как раз в этот момент высунулся Лядов и начал осматриваться. Вера замерла, прикрыв телом Егора, словно полагала, что на женщину не обратят внимания.
Им помогло то, что солнечные лучи, пересекавшие вестибюль, били Лядову в лицо, а лестница была в густой утренней тени.
— Выходите, — сказал Лядов. — Все в порядке.
— Я посижу, — сказал Майоранский, — мне дурно.
— Кончим работу и будем тогда сидеть, —
Майоранский принялся грязно ругаться, но ругался он так негромко, монотонно и равнодушно, что ничего неприличного в его ругательствах не было.
Потом, придерживаясь за стенку, он опустился на пол и сел, прислонясь спиной к стене.
— Пять минут, — сказал он.
— А то пойду без вас, — пригрозил Лядов. — А вы тут останетесь подыхать.
— Славный разговор между коллегами, — отозвался Майоранский. — Как сейчас слышу отзвуки гуманизма.
— Не вам говорить о гуманизме, Лев Яковлевич!
— А вы откуда знаете?
— Птичка в клюве принесла!
— А в самом деле, вы это придумали? Вы придумали, чтобы меня оскорбить?
Майоранский был испуган.
— Почему? Но я знаю от Берии, он мне сам говорил, что, когда отравленные вами заключенные умоляли вас их прикончить, вы смеялись им в лицо.
— Ложь! Наглая ложь.
Сидя, Майоранский поднял тонкий палец, словно боярыня Морозова, сидящая в розвальнях.
— Вставайте, идти пора, — сказал Лядов.
— Нет, постойте! Вы кинули мне в лицо обвинение, и я считаю своим долгом его опровергнуть.
— Даю вам минуту, — сказал Лядов. — Потом уйду.
— Во-первых, — произнес Майоранский, тряся пальчиком, — я отсидел от звонка до звонка по сфабрикованному против меня обвинению в сотрудничестве с Берией и Судоплатовым. Так что даже формально обвинить меня нельзя.
— Кто вас обвиняет?
— Не перебивать! Я доктор наук и профессор! Если бы не эти… эти волюнтаристы, я был бы сейчас академиком! У меня есть план ликвидации американского империализма.
— Тут у нас с вами много общего, — согласился Лядов. — Только американскому империализму плевать.
— Наплюется! Кровью умоется! — пригрозил Майоранский. — Я согласился сотрудничать в этой операции именно потому, что это близко к теме моей работы.
— В чем же тема вашей работы?
— Служить Родине! — завершил спор Майоранский и медленно поднялся. Лядов ему не помогал.
Он пошел вперед, к выходу из кинотеатра.
Майоранский брел следом, перебирая руками по стене, может быть, в самом деле ему было плохо, а может, демонстративно страдал.
— Постой здесь, — приказала Вера. — Не вылезай, все испортишь.
Она была очень молода, моложе Егора, и инстинктивно чувствовала свое моральное превосходство над слабыми. Она не стремилась заботиться
Вера скользнула вдоль стены, к двери, заглянула в комнату коменданта.
Ее не было минут пять, а может быть, Егору так показалось — он отвык от времени.
Вера вернулась, пряча в карман куртки маленькую фотокамеру.
— Что они с ним сделали? — спросил он.
— Убили. Я задержалась, я пистолет искала или какое-нибудь оружие. Но не нашла. Может, и не было.
— Или Лядов взял.
— Или Лядов взял. Пошли, они наверняка залезли вовнутрь.
— Куда вовнутрь? — спросил Егор.
— Если бы Лядов хотел просто посетить родные пенаты, он бы не стал нападать на Николаича, правда?
— Конечно же, они ключи взяли.
— А Лядов здесь свой человек. Он все ходы и выходы знает, и к тому же, если я тебя правильно поняла, он не так давно нас покинул.
Они подошли к стеклянной стенке и увидели, что биологи только что спустились на улицу и завернули за угол кинотеатра.
Вера и Егор последовали за ними и осторожно выглянули из-за угла.
Впервые Егор увидел своих оппонентов при ярком солнечном свете. И ужаснулся — не тому, что предстало его глазам, а пониманию, что он и сам принадлежит к той же породе.
Казалось, что породу эту можно было назвать лиловыми людьми… а может, серыми…
— Мы похожи на покойников, — сказал Егор.
— Как говорится, краше в гроб кладут, — ответила Вера. Она была возбуждена, как собака, взявшая след. Она неслась к своей журналистской славе.
Они разговаривали почти в полный голос, потому что утро было шумным — от шуршания ветра, скрипа старых домов, пулеметных очередей на военном стрельбище и отдавленного рокота танковых моторов, от далекого стука колес поезда и его дальнего гудка — даже от карканья воронья, населявшего мертвый город номер такой-то.
Биологи остановились у задней двери в кинотеатр. Лядов возился с ключами, а Майоранский, вместо того чтобы исполнять свой долг и стоять на стреме, присел у стены, морщился, подставляя лицо солнцу, и вроде бы собирался помереть.
Дверь заскрипела и открылась.
— Пошли, что ли? — спросил Лядов.
— А если я не пойду? — ответил вопросом Майоранский.
— Тогда я вас подстрелю, — сказал Лядов.
Он вытащил из кармана пистолет — вот куда делось оружие коменданта!
— Ах, не пугайте меня, Лядов, — сказал Майоранский. — Если бы вы знали, сколько меня в жизни пугали пистолетами и револьверами. Ничего, еще живу…
— Но скоро перестанете.
— Чем скорее мы выполним свое задание, — сказал Майоранский, — тем больше шансов вернуться живыми.