Операция «Гадюка»

Булычев Кир

Возле баллона, сложив на груди руки и не обращая на нас внимания, стоял человек в защитном, как у нас, комбинезоне, словно Наполеон, наблюдающий с холма за битвой при Ватерлоо.

Наконец, третьим человеком там оказался Егор.

Он стоял, прижавшись спиной к стене. Егор был напуган, но старался не подавать виду, как человек, услышавший плохой диагноз, но помнящий, что на него смотрит хорошенькая медсестра.

Болт, которым завинчивалось отверстие в баллоне, валялся на полу.

Первым делом дядя Миша подобрал

болт и завинтил отверстие, прервав поток жидкости.

– Поздно, – сказал человек в комбинезоне. – Все уже свершилось.

– И что же свершилось? – спросил дядя Миша.

– Земля погибла.

– Сомневаюсь, – сказал дядя Миша, – и это ваше заявление требует проверки.

Затем дядя Миша обернулся к Егору и сказал:

– А ты чего здесь стоишь, студент?

– А что?

Егору хотелось кинуться ко мне в объятия, я всей шкурой это чувствовал, но он понимал, что положение настолько серьезно, что пока лучше постоять на месте.

– Немедленно выходи в лабораторию.

– В лабораторию?

– В следующее помещение.

Егор послушно вышел из моечной.

– Вы кто? – спросил дядя Миша у человека в комбинезоне.

– А вы?

– Его фамилия Лядов, – сказал из лаборатории Егор. – Он здесь раньше работал. Он убил коменданта.

– Ах, чепуха, – ответил Лядов. – Я фантом в мире мертвецов. Я не существую. Вы, кажется, тоже.

– Ваша гадость испаряется? – спросил дядя Миша.

– Мой тигренок слабо испаряется, но концентрация его в комнате такая, что вы все существуете в облаке. В смертельном облаке.

– Он не врет, – сказал я. – Эта штука испаряется.

– Почему все они живы? – спросил генерал.

– Потому что они помрут через шесть часов. Включая эту сучку.

– Кого?

– Убийцу, которую притащил с собой этот мальчик, – сказал Лядов. – Вашу агентшу.

– Ну да, конечно, – послушно согласился дядя Миша, к моему вящему удивлению.

– Если я до нее доберусь, – продолжал Лядов, – я ей покажу.

– Куда ведет слив? – спросил дядя Миша.

– Прямо в речку, – сообщил Лядов.

Он вел себя как террорист, выполнивший долг – убивший премьера.

– Не врет, – сказал я.

Вдруг Лядова прорвало:

– Да скажите вы вашему детектору на кривых ножках, что я никогда не вру!

Почему он решил, что у меня кривые ноги, – ума не приложу, никогда раньше меня в этом не подозревали.

– А теперь, – сказал дядя Миша, – все покидают это помещение. Я повторяю: все!

И тут я не отказал себе в удовольствии.

Я схватил Лядова за рукав и потащил к выходу. Он вяло сопротивлялся и заработал от меня подзатыльник, что, конечно, не так чувствительно, если у тебя на голове пластиковый шлем, но всегда обидно.

Дядя Миша закрыл дверь, повернул колесо.

Меня смущало его спокойствие. Словно Земля сейчас не была на пороге гибели.

Где-то

щелкают часы – на экране появляются красные цифры: до взрыва шесть минут, до взрыва пять минут сорок секунд...

– А этого зовут Майоранский, – сказал Егор, который поджидал нас в лаборатории. – Это страшный убийца, хуже любого Менгеле, хуже Гитлера. Он испытывал смертельные яды на живых советских людях.

– Я выполнял долг, я боролся с мировым империализмом...

– Ага, – согласился дядя Миша. – Такие опаснее всего.

Лядов спросил:

– А где эта баба?

– Поймаем, – спокойно ответил дядя Миша.

– Я ничего не понимаю, – сказал Егор. – Это же Верка-снайпер.

– Кто?

– Прозвище – Верка-снайпер. А вообще-то Вера, журналистка. Она мне очень помогла.

– Откуда она выскочила? – спросил дядя Миша. – Она из вашего мира?

– Нет, я ее здесь встретил, у переходника. На трамвайной остановке. В Питере.

– Журналистку или Верку-снайпершу? – спросил генерал.

– Сначала она была бомжихой, она, понимаете, наблюдала за переходником, заподозрила неладное и пошла в журналистский поиск.

– Ax, как трогательно! – отметил генерал.

– Вам что-то не нравится? – спросил Егор.

Будто все забыли о яде. Я с трудом сдерживался, чтобы не прервать эту беседу.

Дядя Миша словно почувствовал мое состояние, положил мне руку на плечо и слегка надавил.

Он хотел меня успокоить.

Но я все равно никак не мог успокоиться. И к тому же в этом экранированном подвале среди людей, чувства и мысли которых были в полном раздрызге, я был беспомощен и не мог воспользоваться моими способностями.

– Что же делать? – спросил вдруг Майоранский. – Я умру?

– Это два разных вопроса и две разные проблемы, – откликнулся Лядов. – «Что делать?» – извечный вопрос русской интеллигенции. Никогда не думал, что вы к ней относитесь.

– К кому же я отношусь?! – Майоранский выпятил вперед острую бородку.

– К убийцам, сэр, к убийцам.

– А вы? – закричал Майоранский.

– Тоже к убийцам, но не к самоубийцам. Умирать придется вам и этому вот глупому молодому человеку, который дал себя использовать недостойным лицам. А второй ваш вопрос, Майоранский, умрете ли вы? На него у меня есть ответ. Умрете через шесть часов. Больше вам не жить ни минуты!

– Гарик! – взмолился Егор. Он испугался.

– Мы что-нибудь придумаем, – сказал дядя Миша. – Пошли наружу. Тем более что здесь связь толком не работает.

Майоранский сразу засеменил спереди – он спешил спастись.

– Почему вы не беспокоитесь? – спросил Лядов у дяди Миши. – Вы должны сходить с ума от страха.

– Что я и делаю, – согласился генерал.

Он посмотрел на меня. Я ничем не мог помочь. Я все еще ничего не чувствовал.

Мы поднялись наверх, вышли на солнце.