Операция «Гильгамеш»

Тищенко Геннадий Иванович

— Серега! — Андрей бросился обнимать друга, — Ну, молоток!.. Выглядишь как огурчик! Если бы не знал, через что ты прошел!..

— Да… — Широков прокашлялся, для солидности, открыл ящик стола и вытащил довольно внушительную коробку. — Тебе Сергей от имени коллектива выношу благодарность за участие в операции «Гильгамеш»!.. Без твоих данных мы не сдвинулись бы в наших расследованиях… — Широков вручил Сергею коробку. — Сей презент можешь открыть после совещания, а вот это… — Широков жестом иллюзиониста вытащил из внутреннего кармана пиджака пакет банкнот, завёрнутый

в пергамент и перетянутый резиновой лентой. — А это вознаграждение, размер которого, как ты понимаешь, является коммерческой тайной… С остальными участниками операции разберёмся чуть позднее…

— Кстати, где Аркадий Петрович? У меня к нему накопилась куча вопросов!.. — Андрей огляделся по сторонам, словно Аркадий Петрович мог прятаться за тяжёлой шторой. — Ведь подробности о Брижинском я узнал от него!..

— Не все у нас так гладко, как хотелось бы… — охладил пыл Андрея Павел Иванович.

— Час от часу не легче… — пробормотал Сергей.

— Уже неделю не можем найти Аркадия. Нет его ни дома, ни на даче.

— Погодите-ка!.. — неожиданно подал голос Виктор Кисилев. — Вы сказали Аркадий Петрович?

— Именно… — Широков встревожено взглянул на осунувшегося после пережитых приключений ученого. — Так зовут юриста нашей фирмы…

— На вид ему слегка за пятьдесят, и совершенно седой? — спросил Виктор.

— Да, можно сказать и так…

— И нос — с небольшой горбинкой, — продолжил Виктор описание.

— Похоже, мы говорим об одном и том же человеке… — Широков нажал кнопку вызова и в кабинет влетел Марат Рябов. — Личное дело Аркаши ты еще не переслал? — Широков ткнул пальцем куда-то вверх.

— Переслал…

— Ч-черт… — Широков характерным движением, до боли знакомым всем работникам «Феникса», помассировал лысину.

— Так у вас же в компьютере вся информация есть! — напомнил Рябов.

— Да, конечно… — некоторое время Широков растерянно смотрел на Марата, затем включил компьютер и пощелкал клавишами.

— Прошу вас, — обратился он к Виктору, когда на экране монитора появилось личное дело Завесы.

— Можно укрупнить фото? — попросил Виктор, подойдя к монитору. — Я его всего пару раз видел… Хотя личность, что и говорить, запоминающаяся.

Не переставая массировать левой рукой лысину, Широков укрупнил на мониторе лицо Завесы.

— Да, это он… — Виктор сел на свое место.

— И при каких же обстоятельствах вы с ним встречались? — довольно спокойно спросил Широков.

— Много лет назад я участвовал в создании трансгенного донора для этого вашего… Аркадия Петровича…

— Родословная его семьи ушла, можно сказать, в полное небытие… — рассказывал на вечернем заседании «Феникса» Марат Рябов. Он стоял перед экраном, на котором демонстрировались фотографии из семейного альбома Аркадия Петровича. — То есть о дореволюционном прошлом его предков известно одно: по отцовской линии он из социал-демократов… В тридцать седьмом многие члены семьи попали под каток репрессий. С тех пор, у оставшихся в живых сохранилась привычка никогда ни с кем не откровенничать…

— Эт точно… —

шумно вздохнув, сказал Саша Бугров. — За столько времени он с нами ни разу не квасил. Трезвенник, понимаешь… Странно ведь это…

— Может, действительно, наболтать лишнего боялся? — проговорил Марат Рябов.

— Кстати, странная у него фамилия, — не успокаивался Саша Бугров.

— Фамилия Аркадия Петровича связана с подпольной деятельностью его прадеда, революционера, который пользовался своим псевдонимом, как завесой. Отсюда и пошло — Завеса… Предок этот был знаком с Плехановым, Богдановым… Впрочем, сегодня это уже забытые имена, а когда-то знакомством и сотрудничеством с такими людьми гордились…

— Не отвлекайся, — попросил Марата Павел Иванович.

— В школе Аркадий был председателем пионерского отряда, в университете — комсоргом, — продолжил Рябов. — В восьмидесятых — вступил в компартию. Однако пробыл в ней недолго: в начале перестройки наш юрист быстро переориентировался и одним из первых вышел из её рядов, поняв, какие перспективы открываются с приходом новых времен для неглупого и деятельного человека.

На экране мелькали фотографии Завесы: в спортивном костюме на турнике, на пляже в Серебряном Бору, на соревнованиях по теннису…

— К середине девяностых, Аркадий вошел в когорту самых дорогих юристов Москвы, — Рябов включил видеопроектор и на экране появился Завеса, выступающий на заседаниях суда, дающий интервью журналистам, отдыхающий в компании сильных мира сего. — При этом он успевал оказывать помощь не только нашей фирме, но и целому ряду бизнесменов, а также правоохранительным органам, поскольку понимал, что только в подлинно правовом государстве сможет развернуться во всю мощь своего таланта…

— И мало кто знал, что последние десять лет он был болен раком крови, — продолжил вместо Рябова Сергей. — Он тщательно скрывал, что его, так называемые командировки, в действительности, протекали в онкологическом центре…

— Я-то про его болезнь знал… — сказал Широков, после затянувшегося молчания. — Он не раз говорил мне, что по ночам его посещает одно и то же видение: будто он лежит на столе, в морге. Голый и посиневший…

— А ведь всегда казался таким бодрым… — вздохнув, сказал Саша…

— Он не желал мириться со своей участью и настойчиво искал выход, — завершил сообщение Сергей. — Лет десять назад он вышел на «Геронт», то есть на Клинику…

— А не пора ли нам, товарищи, разобраться с этим бывшим правительственным пансионатом? — спросил неизвестно кого Широков…

— У меня тут идея интересная появилась, — заявил неожиданно Марат Рябов. — Раненый на острове боевик, Фёдор Бузаев, является одним из доверенных лиц Легата. Особым умом Федя не отличается, но Легату предан, как пёс…

— Я так думаю, что в Красном Море на Легата работал не только этот Федя, — предположил Андрей. — По моему, там всё заваривал Никита…

— Да, Никита старался быть независимой фигурой, — перебил Андрея Рябов. — А точнее, он хотел угодить «и нашим и вашим», поэтому столько лет метался между Костоломом и Легатом.