Операция «Хануман»

Елав Ар

– Добрый день. Советник посольства по связям с общественностью Дуглас. Проводите меня к задержанному гражданину Соединенных Штатов.

Бийянгма смотрел на него с изумлением: маленького роста, пожилой плешивый человечек разговаривал с ним, как с мальчишкой: «Честное слово: эти американцы везде чувствуют себя, как дома». Советник ему совсем не понравился. Даже наоборот. Перед высоким сержантом стоял маленький, плотный, похожий на футбольный мяч – пни его, и он покатится, гном. Коротко стриженые волосы редко покрывали его маленькую голову с узко посаженными глазками и большим хрящеватым носом. На лбу его постоянно выступал пот, который он вытирал платочком. «Если тебе так жарко, чего же ты приперся сюда из своей богатой

Америки? Какой костюм! Каждый день, небось, в ресторане обедаешь?», – промелькнуло у него в голове. Чиновник, почти не мигая, ждал от него ответа. «Нашелся, тоже мне господин. Не буду я перед тобой лакея разыгрывать», – решил Бийянгма и с максимально возможным пренебрежением переспросил:

– Какого-какого посольства советчик?

– Советник посольства Соединенных Штатов Америки в Республике Того. И прошу, не задерживайте меня – у меня мало времени и очень много дел.

«Ага, уже «прошу». Я бы тебя задержал, козел. И посадил бы в самую дальнюю камеру, где канализация протекает», – подумал Бийянгма. Вслух же он произнес:

– Я вас не задерживаю. Проходите, пожалуйста, – и открыл дверь в темный коридор с камерами.

Чиновник заглянул туда и с удивлением посмотрел на сержанта:

– Вы что же, полагаете, что я с этим делом буду разбираться в камере?

Тот в свою очередь изобразил недоумение:

– А где же еще? Участок у нас, как видите, маленький, старый. Для посещения посольских, – он на мгновение запнулся, потом, выдержав многозначительную паузу, продолжил, – лиц не предусмотрен. Поэтому придется вам немножко в камере поси… побыть. Прошу извинить за неудобства, проходите, пожалуйста, – с нарочитой вежливостью произнес полицейский.

Когда Дуглас подошел к камере, Дефендер, лежа на нарах, рассуждал о превратностях судьбы.

– Сержант Дефендер? – услышал он чей-то голос.

– Да, – ответил он, поднимаясь.

Бийянгма открыл замок, отворил дверь и, сделав издевательски гостеприимный жест, произнес:

– Проходите, располагайтесь. Надеюсь, вам здесь будет удобно.

– Оставьте нас, – распорядился Дуглас, на что Бийянгма только усмехнулся:

– Сейчас, только дверь запру.

– Вы что же, хотите запереть в камере с этим типом? – возмутился Дуглас.

Бийянгма тоже возмутился. На этот раз его чувства были искренними. Он даже почувствовал обиду за задержанного – тот попал в такую историю, а тут еще этот бюрократ с таким презрением относится к своему же земляку:

– Это же ваш соотечественник! Почему вы его так называете?

– Ладно, сержант, закрывайте дверь и уходите. Я не собираюсь с вами спорить. Когда понадобитесь, я позову.

Защелкнув замок камеры, Бийянгма отправился в свою дежурку – маленькую комнатку с окошком, больше похожую на конторку бухгалтера, бормоча себе под нос всякие ругательства, которыми изобилует местный язык. Уже закрывая дверь, он услышал начало разговора и с раздражением передернул плечами: «Вот дает, старый козел!».

А Дуглас действительно давал, давал на всю катушку. Не успел еще Бийянгма дверь закрыть, а советник уже орал на провинившегося морпеха:

– Ты что же это, мать твою наделал? Я тебя, ублюдка спрашиваю: какого черта ты там наворотил со своим вонючим каратэ? Я тебя, засранца спрашиваю! – тут последовал такой непередаваемый набор слов, что у Бийянгма, слышавшего эту тираду, глаза на лоб полезли. Некоторые слова, которые использовал Дуглас для того, чтобы во всех красках описать свое мнение по поводу личности Дефендера, Бийянгма знал. Но остальная, большая часть тех эпитетов, которыми Дуглас наградил Дефендера, могла бы здорово обогатить словарный запас полицейского, задержись он в коридоре подольше. Как оказалось, знаний Бийянгмы хватало только для обычного общения. Но для того, чтобы понимать разговор на повышенных тонах, их, явно, оказалось явно недостаточно.

Дуглас был

великолепен в гневе: он не прерывал поток своего красноречия ни на секунду и бурно жестикулировал, как оратор, призывающий толпу следовать за ним к высоким идеалам и обещающий последователям несметные богатства и нескончаемые удовольствия на всем их пути к светлому будущему. Или как проповедник, пытающийся вернуть грешников на путь истинный, и грозящий им карами небесными в уютном, пропитанном запахом серы, подземелье с не стихающим гулом от стонов и воплей, не успевших вовремя раскаяться, убийц, насильников и прочих негодяев, позорящих род человеческий, и теперь постоянно пляшущих до изнеможения на раскаленных сковородках, а в перерывах между плясками принимающих горячие ванны в котлах с кипящей смолой под бдительным оком обслуживающего персонала из чертей, постоянно колющих их своими вилами и подкладывающих в костры дрова. С таким даром облекать мысли в непрекращающийся поток слов, Дуглас действительно мог стать лидером, способным увлечь толпу своим идеями и повести ее за собой. Он мог бы стать хорошим агентом влияния, но не интересовался ни революциями, ни комплектованием паствы. Он просто служил. Служил своему государству, которому тридцать лет назад присягал служить верой и правдой. И интересы этого государства были для него выше собственных интересов. Наверное, поэтому он так и не обзавелся семьей, жил просто и скромно, не привязываясь ни к кому и не привязав к себе никого. Его побаивались за крутой нрав и острый язык, но уважали за то, что он никогда, в отношениях с окружающими, не переходил границ, которые определял себе сам и эти границы точно соответствовали тем писаным и неписаным уставам и правилам, по которым он жил. И на этот раз его моральная атака на провинившегося сержанта не преследовала никакой иной цели, кроме той, чтобы ошеломить его и по реакции и ответам сержанта разложить на составляющие характер, мысли и поведение исследуемого объекта. Для того чтобы затем собрать все воедино и получить полный образ человека, судьбу которого ему предстояло решить в ближайшем будущем.

Этот прием далеко не нов: так поступают на допросах, когда «злой» полицейский бесконечно долго запугивает и унижает допрашиваемого, старается сломить его моральный дух, применяя даже и физическое воздействие, при этом считая, что «цель оправдывает средства». И, наконец, доводит его до такого состояния, когда тот сломается и будет готов рассказать его «доброму» напарнику все, что знает и может рассказать. И даже то, чего не знает. После такого прессинга «клиент» возьмет на себя даже то, чего не делал никогда и тогда на подходящего козла отпущения удачливые «инженеры человеческих душ» повесят все свои неудачи и нераскрытые дела.

Такое сравнение, возможно, не совсем корректно – Дуглас не был следователем, или специалистом по допросам. Но в силу своей профессии и опыта уже давно научился применять разные подходы для решения поставленных задач. В том числе и такие. Когда советник, наконец, выпустил пар, то, немного придя в себя, зло посмотрел на Дефендера:

– Мне поручено разобраться с этим делом. То, что в рапорте сказано, я прочитал. Сомневаюсь, что там указаны все подробности этого происшествия. Какого дьявола ты устроил эту бойню? Чего тебе не хватило?

Все эпитеты и угрозы Дугласа так наэлектризовали атмосферу камеры, что, казалось, вот-вот произойдет взрыв и образовавшаяся после него высасывающая души пустота поглотит все вокруг.

– Сэр, я же не специально. Они напали на моего сослуживца, моего друга. Как я мог отпустить их? А полицейские прибежали и, не разобравшись, начали размахивать своими палками. Что мне оставалось делать?

Дуглас сердито засопел, продолжая поддерживать тот зловещий образ, который он создал. Потом протер платочком вспотевший лоб и этот жест обозначил снижение того напряжение, которое возникло после его речи: