Операция 'Карантин'
Шрифт:
Самолет уже набрал высоту, и болтанка прекратилась. Турбины натужно ревели на одной низкой ноте, корпус самолета мелко подрагивал, и от этого трюм и все его содержимое приобрело расплывчатые черты, словно Полынов со своим стопроцентным зрением видел его через расстроенную оптику.
Никита прошелся по трюму из конца в конец. Не нравилось ему собственное состояние. Его немного поташнивало, во рту ощущалась желчная горечь. Никогда прежде вестибулярный аппарат его не подводил, а тут, на тебе — подкачал. Не хватало только звать стюардессу (спрашивается, откуда ей взяться в транспортном самолете?) и просить у нее пакет.
Чтобы как-то отвлечься, Полынов
Никита мечтательно оперся рукой об «уазик», равнодушно окинул его взглядом. И словно протрезвел. Черт бы побрал это отравление! Вот из-за таких житейских мелочей и проваливаются разведчики, потеряв элементарную бдительность и осторожность. От «легенды» полковника Федорчука не то, что воняло, смердело липой. Как от дипломатической почты вице-консула в Центральной Африке. Но и он, Никита, тоже хорош — вот так вот попасться на элементарную уловку. Конечно, может такое случиться, что у генерала Потапова действительно бесповоротно вышел из строя штабной «уазик». Можно даже допустить, с большой, почти невероятной натяжкой, что больше на учениях штабных машин нет. Но в то, что ему на замену пришлют машину из Генерального штаба, да еще не кто-нибудь, а ФСБ проявит заботу — в это поверить мог только законченный болван. Либо же человек, страдающий кишечно-желудочным расстройством. А еще точнее — и тот и другой в одном лице.
Вспомнилось, как бравые десантники загнали «уазик» в трюм, споро его зафиксировали страховочными тросами, а затем покинули самолет. И как один из них запер на ключ дверцу машины, но ключ никому не отдал. Никита заглянул через ветровое стекло в салон автомашины — ключей зажигания в приборной панели не было. Не суждено было «уазику» ездить по Каменной степи, он предназначался для других целей. И его судьбу должны были разделить и Никита, и его бригада, и самолет вместе с экипажем.
Открыть дверцу «уазика» для Никиты не было проблемой. Он достал из кармана связку ключей, на которой висела и универсальная отмычка, и легко открыл замок. На переднем сиденье ничего не оказалось, зато в изножье заднего он обнаружил небрежно брошенную на пол мешковину. Осторожно подняв ее, Полынов увидел на полу салона обыкновенную противопехотную мину. Правда, взрыватель у нее был не совсем обыкновенный — барометрический. Специально разработанный для диверсий в воздухе. При наборе высоты, когда давление в самолете падает, он включается, а когда самолет начинает снижаться и давление расти — срабатывает. Безотказная штука, обнаружить которую можно только визуально, ну а уж обезвредить, если она включилась, — никак нельзя.
Уверенность в том, что «уазик» начинен взрывчаткой, была стопроцентной, но все равно, когда Полынов обнаружил мину, его сознание обдало морозным холодом. «Не многовато ли покушений на мою жизнь? — отстраненно пронеслось в голове. — Второе за три дня и оба — в самолетах…» Но эта мысль промелькнула где-то на периферии сознания, абсолютно не помешав рассудку мгновенно оценить ситуацию и принять решение, как действовать. Но, как ни крути, без помощника, лучше всего командира корабля, ему не обойтись. Чем меньше людей будут знать об «уазике», тем лучше — меньше паники, да и советами мучить не будут.
Чтобы попасть в пилотскую кабину, Полынову пришлось подняться
— Говорит начальник экспедиции Полынов. Попрошу на связь командира корабля.
— Я вас слушаю, Никита Артемович, — через несколько секунд донесся из динамика голос Устюжанина.
— Василий Тимофеевич, выйдете, пожалуйста, в пассажирский отсек.
— А в чем дело?
— Кажется, у нас небольшие проблемы.
Устюжанин не стал выяснять по интеркому, какие именно и насколько они небольшие. За дверями завозились, замок щелкнул, и командир корабля шагнул через порог.
— Василий Тимофеевич, — предложил Никита, — давайте спустимся в трюм.
Устюжанин внимательно окинул взглядом Полынова, ничего не сказал и молча зашагал к трапу. Слишком серьезным было лицо Полынова, чтобы он мог заподозрить, будто его приглашают в компанию спасателей на рюмку водки.
Увидев, какой «подарочек» подкинули им эфэсбэшники, невозмутимый Устюжанин растерялся.
— Что это? — хрипло вырвалось у него. — Да как же это?..
Он недоуменно уставился на Полынова. В его голове просто не укладывалось, что родная российская спецслужба вот так вот, за здорово живешь, без каких-либо на, его взгляд, оснований, собралась препроводить их к праотцам. Слишком долго он прослужил в авиации, чтобы в один момент поменять представления о чести и порядочности людей в армейских мундирах — до сих пор спецслужбы работали бок о бок с экипажами, предотвращая диверсионные акты, а не наоборот.
— Слушай, Никита, а разминировать ее никак?..
Полынов отрицательно покачал головой.
— Может, мой бортмеханик попробует? — совсем уж околесицу понес Устюжанин. — Руки у него золотые…
— Не стоит рисковать, — оборвал его Никита. — Сделаем проще. Откроем люк и сбросим машину.
Глаза у старого пилота полезли на лоб.
— К-как?!
За тридцать лет службы он привык, что все грузы должны быть доставлены получателю в целости и сохранности, и иного отношения к своей работе не представлял. «Крепкая косточка» его чести авиатора и не предполагала, в какие костоломные жернова угодила.
— Может, только мину?
— Нет, — снова жестко отрезал Никита. — Спецы, установившие ее здесь, несомненно, предусмотрели такой вариант. Копаться в машине не будем и сбросим ее целиком.
Устюжанин шумно перевел дух, вытер пот с лица и, кажется, стал немного соображать.
— Надо снизиться… Высота — десять тысяч… Задохнемся…
Никита нехорошо оскалился.
— Здесь барометрический взрыватель! — гаркнул он. — Как только начнем снижаться — прощай мама! Понятно?
Устюжанин закивал.
— А раз понятно, — понизил тон Полынов, — тогда, Василий Тимофеевич, неси кислородные маски. Три. Стоп! — остановил он было дернувшегося идти летчика. — Сколько у нас еще осталось полетного времени на этой высоте?
Устюжанин поднес к глазам часы.
— Один час двенадцать минут.
Въевшаяся с годами в сознание скрупулезность в отсчете времени и в критической ситуации не изменила старому летчику.
— Нормально, — облегченно вздохнул Никита. — Успеем… Да, и еще, Василий Тимофеевич, уточните у штурмана наш курс, чтобы машину на какой населенный пункт не сбросить. И не дай бог радисту хоть словом заикнуться в эфир, что у нас на борту!