Операция 'Минотавр'
Шрифт:
– Вот-вот. Значит, экспедиция заслала в Тонопу не те элементы.
– Но когда они попали в Тонопу, неужели TRX не испытывала их перед монтажом?
– По идее, должны были, но я подозреваю, что кто-то допустил ошибку, обычную человеческую ошибку, и каким-то образом микросхемы были установлены без проверки.
– В конце концов, Дрейфус прекрасно знал, что именно благодаря ошибкам мир стал таким замечательным. Как правило, то, чему положено происходить, и то, что происходит, на самом деле, - это совершенно разные вещи.
– Так откуда, черт побери, взялись
– Отсюда. Прямо отсюда.
– Вопрос был в том, откуда "Аэротек" получила ошибочные данные, которые были заложены в бракованные микросхемы? Эти данные, как утверждал адмирал Генри, взяты из компьютерной системы Пентагона, а последним туда вносил изменения Гарольд Стронг. Об этом еще днем сообщил Камачо. И ложные данные ввели в микросхемы на заводе "Аэротек".
– Да, Фрэнк, похоже, нам предстоит долгая ночка. Поезжай в здешнее отделение бюро и разбуди кого-нибудь из федеральной прокуратуры. Мне нужна санкция на обыск с правом изъятия всех командировочных, междугородных телефонных и финансовых счетов "Аэротек" и всех файлов с базами данных. Пока не получим санкцию, надо запереть эту лавочку и выставить охрану. Кто-то здесь владеет интересным секретом. Если найдем дымящееся ружье, будем знать, кто есть кто, и избавим себя от выслушивания потоков лжи.
– Вам придется поехать в прокуратуру и написать объяснительную.
– Да.
– Он собирался позвонить Камачо домой. Несомненно, Луис Камачо сможет придумать правдоподобную историю для судьи.
***
Телефон зазвонил в два часа ночи, пробудив Камачо от глубокого сна. Слушая отчет Дрейфуса о сегодняшних находках, он, стараясь бесшумно двигаться по комнате, надел пижаму и шлепанцы. Когда Дрейфус закончил объяснение, Камачо приказал ему перезвонить через пять минут. Он спустился в кухню и выпил стакан молока, когда телефон снова зазвонил.
– Это опять Дрейфус, шеф. Что мне написать в объяснительной?
– Правду. Подозрение в незаконной продаже секретной оборонной информации.
Никаких имен не называйте.
– Мне пока и некого называть.
– Только не надо мне этого говорить, паломник несчастный!
– Так вы не хотите, чтобы я называл Чада Джуди? Ладно, пусть будет Джон Доу, как обычно. Что еще?
– Будьте здоровы.
– Спокойной ночи, Луис.
***
В доме Олбрайта света не было. Камачо проверил это с заднего двора, подойдя к калитке. Была жаркая, душная ночь. Он недолго постоял у калитки.
Комары и москиты сразу же набросились на него. Камачо ругался, отбиваясь от них, пока не добрался до безопасной кухни и не закрыл на собой раздвижную стеклянную дверь.
Спать уже не хотелось. Он включил радиоприемник и покрутил ручку. На Западном побережье еще играли в бейсбол - "Балтимор" против "Окленда".
Одиннадцатый иннинг, сыграно три прохода.
Хосе Кансеко выходит на пластину. Комментатор прямо заливался от восторга.
Камачо порылся в буфете в поисках съестного. Неужели у нее не найдется там хотя бы крекеров? Или конфет? Не может быть, чтобы прожорливое шестнадцатилетнее чудовище не оставило ни крошки.
Он
– А, Харлан. Заходите.
– Увидел у вас свет. Мне не спится. Чертов кондиционер сегодня сломался, а спать в такой духоте немыслимо.
– Лучше бы, конечно, ветерок.
– Ну и климат!
Кансеко берет первую подачу. Первый удар.
– Молока хотите?
– Да, было бы неплохо. А конфет у вас нет?
– Вот как раз ищу.
– Ага, за банкой с мукой. Полпачки "Ньютонс", с инжиром.
Он отнес их к столу, за которым сидел Олбрайт, вынул одну и попробовал. Слегка заплесневели, но есть можно.
По радио было слышно, как зрители на стадионе разом вздохнули. Мяч пошел свечой вверх, к ложе прессы. Второй удар. Харлан Олбрайт взял конфету, пока Камачо наливал ему стакан молока.
Опять сорвалось. Удар биты по мячу был еле слышен.
Оба внимательно слушали, грызя старые конфеты и запивая их молоком.
Комментатор расписывал происходящее изо всех сил. Заняты первая и вторая базы, один игрок в ауте. Дважды били по Хосе Кансеко.
Еще один срыв.
– Да хватит уже мазать по мячу, - возмутился Олбрайт.
– Иногда хочется, чтобы они или били, или убирались, лишь бы игра шла.
– Ну да, - промычал Камачо с набитым ртом. Проглотив конфету, возразил: Но этот парень борется за выживание.
Подающий "Балтимора" вырвался вперед и послал мяч на вторую базу. Слишком поздно.
– Теперь подающий мажет.
– Олбрайт взял еще конфету.
Камачо допил молоко и поставил стакан в раковину.
– Вот это подача, - рявкнул комментатор. Бита так грохнула по мячу, что толпа взревела от восторга.
– Пролетел через дыру в заборе, похоже, сейчас врежется в стену. Игрок, прошедший третью базу, бежит к дому. Все, ребята.
"Окленд" выиграл в одиннадцатом иннинге благодаря дублю, сделанному Хосе Кансеко.
– Камачо выключил приемник.
– Хороший игрок, - заметил Олбрайт.
– Способный мальчик, - согласился Камачо.
– Он станет суперзвездой.
– Если не сорвется.
– Да. Им всем трудно удержаться. Подают надежды, питом вдруг почему-то паренек разбивает лоб. Понимаете, о чем я говорю?
Камачо кивнул и поставил стакан Олбрайта в раковину.
– Мы возлагали на вас такие надежды...
– Почему бы вам не пойти домой, чтобы изнывать от духоты в одиночку, а, Харлан? Половина третьего ночи, а завтра утром на работу.
– Утром ко мне придут чинить кондиционер. Так что я скажусь больным.
Завтра у меня станет, как в Москве зимой.
– Ужасно.
Олбрайт поднялся со стула и направился к стеклянной двери. Взявшись за ручку, он обернулся и взглянул на Камачо.
– Есть новости?
– Да. Кое-какие небольшие детали, коль уж вы об этом наговорили. Несколько недель назад советский посол получил письмо. Почему-то на нем оказалось пятнышко от варенья. Мы сделали анализ. Похоже на французское варенье из голубики. Импортное. Я послал туда дюжину агентов.