Операция "Рагнарёк"
Шрифт:
— Это просто люди, — передразнила его Харис, — просто люди, которые не могут войти сюда, люди, для которых эта щель в скале – прочный нерушимый камень. Магический барьер.
— Не мы ставили этот барьер, — вздохнул Строр, — не мы и сняли. Что-то изменилось в верхнем мире. К добру или к худу – остается только гадать.
Дарин с отвращением отшвырнул в сторону ботинок. Тот упал у самой стены с гулким стуком.
— Гадать не будем, — мрачно заявил он, — и не прогадаем.
— А что будем? – осведомилась Харис, с вызовом уперев руки в бока.
—
— Выходит, — подтвердил Дарин, — и это мне, Локи меня забери, вовсе не по душе.
— Скучный ты, командир, — рассмеялась Харис, — а я вот надеюсь, что мы разведаем себе какое-нибудь приключение. В последний раз топором мне довелось помахать лет двадцать назад. Да и то, больше для острастки. Клешнеруки от одного вида разбежались по туннелям.
— А ты вообще клешнерука хоть раз в жизни видела? – возмутился Строр, — мне кажется, ты заливаешь.
— Отставить! – рявкнул Дарин, — вообще и совсем. Разговоры отменяются. Мы выходим.
***
— Нёкки говорит, эта птица опять прилетела вчера, — сообщил Биггвир, закидывая лук за спину.
Деккиро пожал плечами.
— Меньше слушай, что болтают дриады, — хмыкнул он, — в дураках не окажешься.
— Но я и сам слышал! – возмущенно возразил Биггвир, — она летала над лесом с громким жужжанием. Или гудением. Но, когда я добежал до поляны, откуда ее можно было бы разглядеть, она уже улетела.
— Птицы не гудят, — со знанием дела заметил Деккиро, — может, это была пчела?
— Пчела размером с дом? – удивился Биггвир, — это кто из нас себя сейчас дураком выставляет?
— А гудящие и жужжащие птицы, размером с дом, по-твоему, бывают?
— Но Нёкки…
— Болтушка и лгунья. Слушать не хочу.
Альвы сложили подстреленную дичь в ягдташи и направились по узкой тропке, петляющей между деревьями, к поселку. Местность слегка поднималась к пологому холму в самой гуще тайги, и солнце золотило вершины деревьев, а ветерок шевелил листву, рассыпая эту позолоту тысячами искорок. Зеленая одежда охотников почти сливалась с молодой порослью по бокам тропы, их золотистые волосы ловили слетающие с деревьев солнечные отблески, яркие глаза отражали виднеющееся в просветах крон небо.
Деревья на холме росли ровным кругом, и на каждом из них, на высоте десяти футов, ветви сплетались, образуя причудливые формы «бейли», древесных домов. Между домами провисали сплетенные из травы мостки, чтобы забежать в гости к соседу на землю спускаться не приходилось. Деккиро свистнул в два пальца, из ближайшего бейли упала веревочная лестница. Из круглого проема, заменяющего и дверь, и окно, показалась любопытное личико Баллы.
— Долго вас не было, — сказала девушка, скорчив капризную рожицу, — я уже волноваться начала. Времена настали неспокойные.
— И ты туда же, — скривился Деккиро, — разносишь дриадские сплетни. Народ мутишь.
— Нёкки говорит, — продолжила Балла, словно не замечая неудовольствия брата, — что это вовсе и не птица была. Она не живая. Железная.
— Ну, час от часу не легче, — рассмеялся альв, — у кого же есть столько железа? Даже Вёлунд не обладает подобным богатством.
Биггвир нахмурился.
— У людей, — тихо сказал он, — у людей есть много железа.
— Скажешь тоже, — рассмеялась Балла, — откуда тут взяться людям? Барьер стоит вот уже тысячу лет. И за это время сюда не забрел ни один, даже самый любопытный охотник. Завеса надежно скрывает Холм.
Биггвир не ответил, прислушиваясь к стремительно приближающемуся гулу.
— Наверх, — он решительно подтолкнул друга к веревочной лестнице, — прячемся!
В тот самый миг, как альвы вскочили в бейли, втянув за собой лестницу и прикрыв вход сплетенной из ветвей дверцей, над Холмом показался вертолет.
***
— И что ты решил? – спросила Уна.
Княгиня сидела в золоченом кресле, сплетенном из цветущих ветвей шиповника. Лепестки из розового граната, серединки – алые рубины. Винно-красный бархат платья подчеркивал белизну ее кожи и темный шелк волос. Синие глаза пристально смотрели на Князя, словно пытаясь проникнуть в самую глубину его помыслов.
— Я выслушаю его, — вздохнул Фионнбар, — хотя мне это упорство не нравится. Мелисента его любит. Если он погибнет, ее сердце будет разбито. На этот раз…
— На этот раз ее душа едина в своей двойственности, — заметила княгиня, — девочка любит его в обоих мирах. Такого еще не случалось. И она в него верит.
— Этого может не хватить, — покачал головой глава Дома Фионна, — и даже твоей воли может быть недостаточно. Мне придется дать ему испытание, которое не выдержал бы ни один смертный. Я не могу обойти закон.
— Тебя никто и не просит, — возразила Уна, — но у него должен быть шанс. Это и есть Закон.
Князь не ответил, вглядываясь в пляшущее в глубоком камине, выложенном речным камнем, пламя. В его отблесках ему почудилась кровь. Но чья? Этого он не знал.
— Пусть приходят, — решил он, — я выслушаю его просьбу и дам ему шанс. Но если…
— Не будем об этом, — мягко сказала Уна, — не накликай беды, пока она не придет сама. А может, и стороной пройдет. Я же говорю тебе, на этот раз…
— Любовь настоящая, — закончил за жену Князь.
Уна благодарно улыбнулась супругу и поднялась с кресла. Здесь, под Холмом, ее силы хватало, чтобы свивать в Грезе целые миры, где четыре луны водили разноцветный хоровод по зеленому небу, а облака плясали вокруг под музыку звезд. Но душа Княгини Фионна истосковалась по настоящему небу, по свету живых звезд и свежему ветру. И она направилась к выходу из Холма, чтобы хоть краем глаза взглянуть на мир, закрытый для нее после возвращения из Авалона.