Операция "Рагнарёк"
Шрифт:
— Тролль бы побрал этого психа! Он на это не пойдет.
— По-моему, они все пытаются свалить ответственность на тебя, — заметила Делия.
— А на кого же еще? Даже если бы не мое отношение к Шемету, он мне нужен. Крис был прав – другого такого мне не найти ни среди живых, ни среди мертвых.
— Тогда попробуй его убедить.
— Похоже, другого выхода нет, — согласился Фьялар.
Они спустились вниз, и Диззи тихо ускользнул к кофейной машине, размышляя о преимуществах успокоительного действия травки на психику.
Но на этом телефонные звонки не закончились.
Катарина Вайс, Марлена, Хелен Панхард, Калеброс … У каждого нашелся вопрос, требовавший
— Они что, решили тебя Принцем Нью-Йорка назначить? – хмыкнула Делия.
— Для них это был бы удобный вариант, — кивнул Фьялар, — особенно для тех, кто полагает, что мог бы купить меня, или просто дергать за ниточки. Но они на это не пойдут, к счастью. Думаю, дело в том, что до выборов недалеко.
— Как раз перед туром, — вспомнила Делия, — по крайней мере, оставишь за спиной спокойный город.
— Боюсь, что после выборов основная катавасия только начнется, — вздохнул Фьялар, отставляя пустую чашку из-под кофе и набивая трубку, — но это уже от нас не зависит.
Через час после заката предсказание Фьялара сбылось. Компания начала подтягиваться в студию. Пришли даже Хоакин и Рамо, обычно являвшиеся только на репетиции. Эфраим Вэйнврайт с Тильдой. Из подвала, в последнее время подсоединенного к городским стокам, показался Шарк. Маша и Бобби, держащиеся за руки, словно кто-то собирался растащить их в разные стороны. Норвик, в черных кружевах и бархате, более напоминающий Сальери, чем скальда. С чехлом от контрабаса. Крис и Моника, косящиеся друг на друга, как разводящаяся после двадцати лет совместной жизни пара на пороге суда. Диззи, с большой кастрюлей на тележке и бутылкой виски в руке. На охоту сегодня не пошел никто.
— Кого ждем? – спросил Фьялар, оглядывая собравшихся, — Кадира или Войцеха?
— Правильная постановка вопроса, — кивнул Крис, — с Шеметом надо что-то делать.
— Если не мы, то Ал-Асмай, — согласился Норвик.
— Жаль девочку, — кивнул Вэйнврайт, обнимая Тильду за плечи, — но она сама напросилась.
— Кто ему скажет? – спросила Делия.
— Я, — Крис тряхнул непослушными кудрями, — меня ему придется выслушать. За ним долг.
***
Войцех встретил ее у подъезда, ослепительный в черном смокинге и белой бабочке. С темно-пурпурной, почти черной розой в руке. На ней снова было то белое вязаное платье, в котором она была, как невеста, на их первом настоящем свидании.
— Поедем сегодня ко мне? – он почти не спрашивал, зная ее ответ заранее.
Мелисента улыбнулась ему, засияв счастьем.
— До утра? – тихо спросила она.
— И дольше, если захочешь, — ответил Войцех, протягивая ей розу.
— Я уже хочу, — она поцеловала его, привстав на цыпочки, — очень.
Виллис ждал их за углом. Войцех решил не оставлять ни малейших следов, полагаясь на стертую память водителей. Крис, сидевший за рулем, опустил темное стекло, отделявшее водительскую кабинку от салона, и они устроились на заднем сиденье, тесно прижавшись друг к другу. Мелисента, свернувшаяся котенком на его груди, чуть не мурлыкала от удовольствия, и не торопилась с поцелуями, предвкушая долгую и нежную ночь.
На этот раз в прихожей горел мягкий свет, ожидая ее. Войцех прошел в спальню, зажег свечи на прикроватном столике, где уже стояла бутылка «Пино Нуар» и два тонких бокала на высоких ножках. И возле хрустальной вазы, стоявшей у стены на резной подставке. В вазе была белая, как молоко, роза, и
Мелисента забралась на кровать, скинув туфельки, швырнув сумочку в угол, и молча смотрела, как Войцех разливает по бокалам вино. До половины, чтобы дать возможность вдохнуть букет, прежде чем прокатить густое вино по языку, наслаждаясь вкусом. Сегодня все его движения, обычно порывистые, были точны и аккуратны, как будто продуманы заранее. Но от этого еще изящнее и грациознее, чем всегда.
— За тебя, принцесса, — он вручил ей бокал и коснулся его своим, чуть ниже края, — за нас.
— За нас, — она вдохнула сладкий запах вина, пригубила его и поставила бокал на столик, — это что-то значит?
— Да, — ответил он, отставляя свой бокал нетронутым и слизывая вино с ее губ, — но еще не время об этом.
Мелисента раскрылась навстречу его жадному, требовательному поцелую.
Войцех касался ее, собирая по капле воспоминания о мягком тепле ее кожи, матово-кремовой в неверном свечном свете, тихом, все учащающемся, дыхании, синеве поблескивающий в полумраке глаз под длинными тенями ресниц, горьковатой сладости губ, горячей влаге, призывно ожидающей его. Он с упорством безумца пытался сломить барьер, который смерть поставила между послушно повинующимся телом и бушующим пламенем страсти, неподвластной разуму. Но только понапрасну тратил драгоценную кровь – единственным доступным ему желанием плоти был голод. Запах крови под кожей, острый и терпкий. Ожидающий той минуты, когда он сделает последний шаг, после которого для обоих не будет возврата. Это была ее последняя ночь, и Войцех хотел, чтобы она осталась в ее памяти на долгие века холодной тьмы. Единственная вечность, которая была у него в запасе.
О проклятии и душе он думал с горьким смехом. Еще при жизни поручик Шемет славился выходящим за пределы общепринятой среди светской молодежи моды вольтерьянством и вольнодумием. Смерть не изменила его взглядов. Свой Ад и Рай каждый носит с собой. На выбор. Но этой ночью он выбрал за нее, не в силах заставить себя спросить ее согласия. Ее отказ, после всего случившегося, был для нее верной смертью – слишком многие знали о ней. Слишком многие пристально следили за малейшим нарушением Маскарада. Он не Вэйнврайт, за которым стоит Капелла, а Мелисента не Тильда и не Маша, чьи жизни Камарилья могла признать ценными для дальнейших магических экспериментов.
Мелисента отвечала ему, разгораясь ярким пламенем, предугадывая любое желание, которое могло бы у него быть. Если бы он был жив. Но ее пылкость и без того находила отклик в его душе – гордостью мужчины, первым пробудившего в ней этот огонь, безраздельно владеющего им, наслаждающегося ее восторгами. И он раздувал это пламя до самых небес, зная, что к рассвету погасит его навсегда.
Больше у них не останется ничего. Только вечность.
Войцех знал и пары, ставшие любовниками будучи Сородичами, и те, где один обратил другого. Кто-то пытался делать вид, что гимнастика в постели все еще имеет значение. Кто-то превозносил преимущества платонической любви. Но все они, рано или поздно, заканчивали одним – два вампира, без различия пола, получающих и доставляющих друг другу единственное доступное им наслаждение. Две пиявки, слившиеся в кровавом поцелуе. Два трупа, захлебывающиеся кровью.