Операция "Рагнарек"
Шрифт:
– Я, вообще-то, от рассвета прятаться летел, - напомнил Войцех, - но на свадьбу тоже успеть хотелось.
– Ты еще про свой поединок с этим, Темным, что-нибудь такое придумай, - фыркнул Диззи.
– Не буду, - между бровями Шемета прорезалась тоненькая складка, - это было всерьез. И я на самом деле ее люблю. Очень.
– Тогда в чем дело?
– Я просто стараюсь делать то, что ей нравится. Вот, скажи, ты зачем Бранке цветы в окно притащил?
– Я думал, она рада будет, - смутился Диззи.
– Ей понравилось, - улыбнулся Малкавиан, - она просто за тебя так испугалась, что сама этого
– Я знаю, - Диззи задумался, - но тогда… Тогда получается, что ты ей врешь?
– Угу, - ухмыльнулся Шемет, - вру. Ну, не совсем. Я, правда, о ней думаю, но не такими словами. Их я придумываю специально для нее. И не двадцать четыре часа в сутки. Если я чем-то важным занят, я не могу думать ни о чем другом. Даже о Мелисенте.
– А если она догадается, что ты…
– Когда-нибудь, наверное, догадается, - Войцех сделал грустное лицо, - она у меня умница. Нельзя же вечно верить в Санта-Клауса. Но вряд ли она рассердится. Самое худшее, что может случиться, ей разонравится это слушать, и мне придется придумывать что-то другое.
– Откуда ты знаешь, что не рассердится?
– Надеюсь. А потом, это ведь все несерьезно. По важным поводам я ей не лгу.
Войцех помолчал, лицо его просветлело.
– Когда она мне сказала, что ждет ребенка, - начал он слегка охрипшим голосом, - у меня все слова в глотке застряли. Я сидел там, как вкопанный, и какую-то ахинею нес. Даже помню, как в тумане. Сижу, глазами хлопаю, во рту пересохло, а в голове назойливо мысль долбится: «Скажи ей, что это величайшее, неимоверное счастье. Что теперь она стала тебе еще дороже. Что только теперь ты понял, в чем смысл человеческой жизни…». Хорошо ума и совести достало не солгать. Ведь тут ей важна была правда, а не слова красивые. Враз бы догадалась, ложь разглядела. Вовек бы не простила…
– Значит, ты мне посоветуешь…
– Значит, все-таки, Бранка, - подмигнул вмиг излечившийся от меланхолии Шемет, - Тебе я врать не советую. Ты не умеешь. Не учили.
– А тебя учили?
Войцех бросил на Диззи оценивающий взгляд.
– У тебя до Бранки девушек много было?
– Десятка два. Это если не считать подружек на ночь. Хотя, вообще-то, теперь все они не считаются. Я даже лица не все помню, не то, что имена.
– Повезло тебе вовремя родиться, - засмеялся Шемет, - все само в руки плыло, знай, хватай и пользуйся. А в мое время девушки почти взаперти сидели и оттуда замуж выходили. Нет, были, конечно, крестьяночки свеженькие в поместье и хористки с танцорками. Но в них толком и не влюбишься, поговорить они могут только о новом шарфике да о том, как грехи совместные им одним замаливать приходится. Вот и получалось, что для любви только дамы замужние годились.
– А мужей не боялся? – с интересом спросил Диззи.
– Мужья свое в юности отгуляли, знали, как дело обстоит, - хохотнул Войцех, - Только полный болван мог надеяться, что голову от рогов убережет, когда в тридцать пять семнадцатилетнюю девицу за себя брал. А лет через десять, как понимаешь, даже самая благонравная дама начинала супругу помощь в любовных делах подыскивать.
– А каким боком это к нашему разговору?
– Да правым. Или левым. Порядочная дама тем и отличалась, что любовника выбирала с умом, умела себя поставить так, чтобы в свете слухи
– И дамы не догадывались, что все это ложь? – не поверил Диззи.
– Они не догадывались, - хмыкнул Войцех, - они точно знали. Это были правила игры, которые они и придумали, а от мужчин требовалось их соблюдать, иначе приз доставался другому игроку. Ну, может, конечно, юные девицы и не знали. Но тут я не знаток – не в моих это правилах девушек губить. Иногда ведь в прямом смысле – монастырь или могила. Мне вдовы нравились.
Он поглядел на Диззи, словно пытаясь вернуться из прошлого в настоящий момент, уцепившись взглядом за приятеля.
– А потом литераторы сыграли с читающей публикой дурную шутку, - заметил он, - Все, что было игрой, в романах происходит всерьез. Мы же и есть романтики, Диззи. Мы все это придумали, а последующие поколения приняли нашу елочную мишуру за блеск истинных чувств, а шоколадные денежки – за звонкую монету. Вот нежные девы и ждут своих романтических героев. А их не только нет, их и не было никогда.
Он решительно тряхнул головой.
– А у Мелисенты – будет! Если я могу сделать это для своей девочки, почему бы и нет? Вот тебе не советую. Бранка враз догадается, только хуже будет.
– Но… - Если ты… Получается, чтобы понять, настоящая ли у тебя любовь, по тому, в каких словах ты о ней рассказываешь…
– Невозможно, - подтвердил Войцех, - а у тебя она настоящая, можешь не сомневаться. Видел я, как ты на нее смотришь. И знаю, как ты ее из лап Цимисха вырвал. Страшно было?
– До чертиков, - даже теперь у Диззи от страха клацнули зубы, - но за нее было страшнее.
– Значит, любовь, - утвердительно кивнул Шемет, - ее по поступкам узнают, не по словам. На свадьбу-то позовешь?
– Мы еще не решили, собираемся ли вообще когда-нибудь…
– Решили-решили, - рассмеялся Войцех, - просто пока еще сами об этом не знаете.
Комментарий к 107. Аламо-Сквер. Сан-Франциско. Диззи
* Витэ – так сородичи называют кровь, которой питаются
========== ЧАСТЬ ПЯТАЯ. 108. Вашингтон. Федеральный округ Колумбия. Не для прессы ==========
Картер припарковал серый Форд в паре кварталов от унылого паба, где по вечерам собирались мелкие и мельчайшие винтики государственного механизма, полжизни промечтавшие о яркой политической карьере за перекладыванием ничего не значащих бумажек в департаментах и отделах. В « Just A Pub» Малкавиан не бывал никогда, но к заведению направился уверенной походкой завсегдатая, не оборачиваясь и не глядя по сторонам.
Полумрак, густой от сигаретного дыма и кислого пивного запаха, окутывал стойку и высокие табуреты перед ней, лип к экрану большого телевизора, где беззвучно сражались за овальный мяч неопознанные команды, заползал под брюхо деревянным столам с грязными ножками, плотными комьями забивал все углы.
Поездка заняла у него часа два – Картер крутился по городу, проверяя наличие хвоста. Не слишком обычное занятие для преуспевающего адвоката, но именно за умение вести дела, требовавшие подобной осмотрительности, он и получил в свое время вечную жизнь.