Операция "Рагнарек"
Шрифт:
Эйнхерии наступали «свиньей», узким клином с растянувшимися назад флангами, кольцом прикрывавшими вождей и их личную дружину. Там же находились и немногочисленные лучники, воины Вальхаллы предпочитали в бою меч или секиру, ведь только это оружие почиталось достойным руки того, кто стремится в Золотой Чертог. Плотная стена щитов прикрывала шедших в тесном строю воинов, края верхнего и нижнего ряда перекрывались внахлест, защищая эйнхериев от стрел противника.
– Неравный бой, - покачал головой Фионнбар, принимая из рук оруженосца высокий шлем, увенчанный сапфировой звездой, - они знают, что смерть –
– Не все ли равно, - пожал плечами Джереми, - для этого мира они будут потеряны. Но разве не в наших сердцах живут Дагда и Луг, Морриган и Бригита? Славная ночь для битвы, братец. И пусть мечи споют победную песнь.
– Пора забыть об Авалоне, - сурово произнес Сигурд, - для мира занимается новая заря, и, если рассвет окрасится нашей кровью, не жаль. Лишь бы взошло солнце.
Князья других Домов, движимые теми же чувствами, что охватили сейчас Князя Фионна, хотели вообще запретить своим подданным идти в бой. Лепреконы, брауни, слуаги и прочий Малый народец, здесь, между мирами, могли погибнуть окончательно, потеряв надежду на новое возрождение в человеческом теле. Что ожидало Ши, оставалось неясным.
Фионнбару понадобилось все его красноречие, чтобы убедить Совет отпустить на битву хотя бы три Дома, участвовавших в войне с орками. А Малому народцу дозволено было лишь ухаживать за ранеными, оставаясь за пределами Равнины.
Подошла Уна, в легкой кирасе поверх плотного и узкого платья синего бархата, в серебристом полушлеме, с уложенными на затылке тяжелыми косами. На поясе у Княгини висел меч.
– Давно это было, муж мой, - тихо сказала она, - но моя рука все так же крепка, и не дрогнет, удерживая вожжи. Да не знают промаха твои копья, Князь.
– Пусть кони мчат, словно ветер, Княгиня, - улыбнулся Фионнбар, - навстречу судьбе и новому миру.
Фионнбар поднялся на колесницу, выпрямившись во весь рост и сжимая в руке копье. Уна на сиденье возницы натянула вожжи. Алое знамя с серебряным львом, оглядывающимся через плечо, развернулось на ветру, и вороные кони рванулись навстречу врагу.
Копья тонко засвистели в воздухе, вонзились в щиты, прикрывавшие голову «свиньи», опрокидывая бывалых воинов, лучших бойцов Вальхаллы, на мерзлую землю. Когда-то люди поклонялись Князьям Холмов, как местным божествам, как малым Силам, и, пусть с тех пор вера в их могущество угасла, и их воля уже не могла лепить мир, как мягкую глину, в руках оставалась прежняя, далеко превосходящая человеческую, сила, и пламенной отвагой горели бессмертные сердца.
Колесницы налетели на расшатавшийся строй эйнхериев, но фланги «свиньи» разомкнулись, принимая удар на себя. Воины Одина опустились на колено, сдвигая щиты, выставив между ними длинные копья, упершиеся древками в землю, и всадники, несущиеся вслед за колесницами, налетели на них с разгона. Раны, пришедшиеся в мягкие мышцы груди, только раззадорили боевых коней, и они принялись наносить удары копытами, становясь на дыбы, ломая щиты в мелкую щепку. Ши, преломившие лансы* о доспехи противника, выдергивали из седельных петель мечи, спешиваясь для ближнего боя.
Фионнбар спрыгнул с колесницы, и Уна погнала коней вдоль линии эйнхериев,
– Любовью победим! – древний девиз дома Фионна прозвучал над полем боя, и Уна бесшабашно улыбнулась. Пожалуй, она не такое древнее существо, как ей думалось до сих пор, и еще сумеет сделать Князю подарок. Обязанности Майской Девы незачем возлагать на дальних родичей. Если, конечно, это будет дочка, а не сын.
Даже в сломанном строю эйнхерии отчаянно защищались, но Ши, опьяненные радостью битвы, теснили их к северу. Фионнбар и Сигурд рубились плечом к плечу, узкие мечи синхронно взлетали, и веера алых капель пылали искрами в серебристом сиянии клинков. Джереми шел напролом, огромная секира раскалывала латы, как ореховые скорлупки, и грозный рык герцога повергал в ужас даже закаленных бойцов Вальхаллы.
До Врат, у которых Аватары Асов и Ванов, все еще не вмешиваясь, наблюдали битву, было уже недалеко.
***
– Это цверги? – спросил Кнут Брунгильду. – Далековато они к северу забрались.
– Радсвинн к югу от турсов отходил, - Брунгильда вгляделась во тьму волчьим взглядом, - но судя по росту, или цверги, или…
Валькирия хотела сказать «гномы», но что-то всплыло в ее памяти. Такое далекое, что защипало глаза.
«Спи, непоседа. Не то дуэргарам* отдам, утащат тебя под землю, век солнышка не увидишь…»
Ах, мама, мамочка. Не один век – десяток и еще пяток – не видела твоя непоседа солнышка. Ночь и охота, война и кровь, кровь… Реки и моря, океан крови. И все зря. Говорила мать: «Не видать деве Вальхаллы, не держать меча после смерти, голодная Хель утащит к себе, усадит паутину ткать, хоть сражайся, хоть детей рожай, а дорога одна».
Вот она мечта – близко, ближе не бывает. Смени сторону, выпусти клыки, подними меч. Может, Игг заметит? Может, возьмет к себе ту, что полторы тысячи лет сражалась с его именем на устах? Так тяжело меняться, так трудно…
– Это дуэргары, - хрипло прошептала Брунгильда, вытягивая из ножен короткий прямой клинок, - серые гномы. Готовь людей к бою, Олсен. Эти твари не знают ни пощады, ни жалости.
Ополченцы – жители Мемурубу и окрестных поселков, вооруженные спешно розданными им с армейских складов автоматами Хеклер-Кох G3, открыли огонь по приближающимся плотной колонной карликам.
Густые свинцовые очереди ударили по пластинчатым латам, по длинным кольчугам, с диким лязгом передние дуэргары упали на землю. Из задних рядов в сторону лесорубов полетели арбалетные болты, но расстояние было еще слишком велико.
Мигнуло, воздух затрепетал и задрожал дымчатой рябью, вздуваясь неровными пузырями. Колонна словно поредела, и дуэргары перешли на бег, стремясь поскорее сойтись с противником в ближнем бою.
– Смотрите в оба, - предупредила Брунгильда, - они могут становиться невидимыми. До первого удара. Кто-то из них наверняка свернул в сторону и попытается обойти нас с фланга.