Операция «Ракета»
Шрифт:
Молча прошли вдоль строя командиры, остановились в центре. Вперед вышел начальник штаба Бобров. Как всегда, чисто выбритый, в аккуратно подогнанной форме, с пистолетом у пояса. Сегодня он был непривычно сумрачен. Негромкий голос майора в наступившей тишине слышали все:
– «Приказ № 31, по отряду «Вперед», 5 октября 1944 года, Чехословакия, хутор Стары Горы…»
Лебедь поднял голову. Казалось, что смысл слов плохо доходил до него.
– «…За разложение… пьянки… оскорбление командования отряда… обман… помощь врагу… Расстрелять».
При последнем слове Лебедь вздрогнул, вскинул голову.
– Приговор привести в исполнение!
– прозвучал приказ.
ТЯЖЕЛЫЕ ДНИ
Немецкие дивизии вступили в Словакию. Отборные, хорошо вооруженные гитлеровские войска принялись безжалостно топтать землю повстанцев. Народное восстание оказалось в опасности.
Банская Бистрица в эти дни стала оплотом и штабом национально-освободительного движения. К городу стягивались партизанские отряды, повстанческие части. Прибыл сюда и отряд подполковника Морского. Советские партизаны вместе с чешскими и словацкими патриотами около двух месяцев мужественно отстаивали независимость Словакии. Но силы были неравными, у противника было военное превосходство. Кроме того, предательскую роль во всех этих событиях сыграла буржуазная часть Словацкого национального совета. Напуганная размахом народной борьбы словацкая буржуазия и ее ставленник генерал Голиан всячески препятствовали военным действиям против гитлеровских войск: это, мол, единственная возможность сохранить самостоятельность страны, избежать на ее территории кровопролития и разрушений. Они радели, конечно, не о благе народа, а думали лишь о том, как бы не упустить власть из своих рук. Поэтому стоит ли удивляться, что в самый разгар боев под Банской Бистрицей генерал Голиан предал повстанческую армию и сдался немцам.
Пала Банская Бистрица. С тяжелыми боями партизаны отходили в горы…
Отряд Морского, вместе с партизанскими группами подполковника Шарова и майора Игоря, недавно заброшенными на территорию Словакии, остановился в селе Зазриво. Ночью партизан атаковали батальоны эсэсовцев и власовцев. Удар был настолько неожиданным, что люди в панике заметались по селу. На улицах завязалась перестрелка, падали убитые, кричали раненые. Командирам с трудом удалось собрать людей и организовать отход к лесу.
В этой суматохе никто из партизан не заметил, как, спрятавшись за углом одного из домов, били по своим товарищам из автомата баянист отряда, весельчак и балагур Иван, со своим рябым дружком.
– Ай да Петька!
– выпуская длинную очередь, выкрикивал Иван.
– Как же ты, черт, умудрился найти хозяина и так быстро сообщить ему, что отряд ночует в селе?
– Сумел… Тут недалеко в селе телефон - оттуда я и позвонил ему… Сказал пароль и где ночую…
– Молодец, Петька!… Прекрати стрелять…
Сзади послышался шум, голоса, из-за деревьев выскочила группа партизан. Впереди с пистолетом в руке бежал капитан Олевский.
– Чего здесь задержались?
– остановился он возле Ивана и Петра.
– Улица простреливается… Переждать бы малость… - ответил Иван.
– А ну, давай за мной, - прикрикнул Олевский.
– К лесу!
Капитан махнул рукой и выскочил на улицу.
За ним побежали Иван и Петр.
На околице
Морской нагнал радиста из группы Игоря, тихо спросил:
– Шаровцев не видел?… Они рядом с вами были…
– Видал. Хлопцы Шарова на чердак бросились прятаться. Потом в лес побежали.
– Здесь они, - отозвался кто-то из темноты, - впереди идут… С такого переляку и к черту в зубы полезешь ховаться, не только на чердак…
– Тихо прошли, сволочи…
– Заставы проспали…
– Так уже третьи сутки глаз не смыкаем…
– А у вас все живы?
– снова спросил Морской радиста.
– Кажется все…
На следующий день партизаны снова нарвались на немцев. Каратели, словно гончие, неслись по следам отряда. Вырываясь из одних тисков, он тут же попадал в другие. Начались тяжелые, изнуряющие бои.
Казалось, будто вся Словакия пылает в огне, будто за каждым поворотом партизан ожидают фашисты. Все дороги перекрыты танками, в селах рыщут батальоны мотоциклистов, а в предгорьях ревут моторы бронетранспортеров, в небе на бреющем полете носятся самолеты со свастикой.
Это было время, когда партизаны сутками не знали покоя и отдыха.
Отряд Морского уходил в глубь гор. На одном из привалов командир собрал офицеров, чтобы выслушать последние донесения. И без того худое лицо командира за несколько дней осунулось, заросло жесткой черной щетиной. Глаза воспалились от бессонницы и крайнего утомления.
– Связь с главным партизанским штабом Словакии восстановить не удалось, - доложил радист.
– Рации соседних отрядов молчат и на вызовы не отвечают… Может, и отрядов уже нет…
– Не может того быть, - возразил Олевский.
– Потрепали, конечно, всех здорово, но уничтожить все отряды нельзя… Мы ведь тоже живем, боремся.
– Патронов осталось на два часа боя, - сказал Бобров.
– Гранат полсотни…
– Тут что-то не так, - перебил майора комиссар.
– Мне известно, что рота Хомутовского на рассвете разбила фрицевскую машину и захватила пять ящиков гранат и три ящика патронов к немецким автоматам… Зажал, куркуль!
– Костя, забери все у Василия и подели по ротам, - приказал Морской.
– Передай командирам: если узнаю, что кто-нибудь скрывает трофеи и не докладывает о них штабу, пристрелю самолично… Чикаться зараз некогда… Пошлите разведчиков поискать отряды Гурского, Волкова и Зайцева… Оставшиеся продукты никому не выдавать… Кормить только раненых и совсем слабых… Возьмите из комендантского взвода продукты комсостава… Обойдемся. Комиссар, проследи за этим сам…
– Продуктов хватит дня на три, не больше, - сказал Григорьев.
– Зараз же выделить группу Васильева для захвата продовольствия у немцев… Хоть из-под земли, а чтобы достал.
– Через час выступаем, будем прорываться на север, в горы…
Но отряду не пришлось отдохнуть и часа. На дальней заставе послышалась стрельба, в серое дождевое небо взлетели три дымные зеленые ракеты. Это был сигнал, предупреждавший, что немцы начали прочесывать местность, и нужно уходить…