Операция «Ракета»
Шрифт:
– Молодчина, товарищ Мария! Ну, на сегодня хватит… Завтра вернется из Сасово Зволен - мой заместитель, и я передам вам адрес явочной квартиры и пароль… Когда собираетесь уезжать?
– Завтра, во второй половине дня.
– Тогда встретимся утром, в одиннадцать… Здесь же… Проводить не могу. Имейте в виду: если окликнет патруль, немедленно останавливайтесь. Иначе, будь вы хоть с документами самого Адольфа Гитлера, отправят на тот свет… Здесь действует вовсю «новый порядок» и поэтому убивают, не спрашивая пропуска…
– Спасибо за совет, до свидания.
Мария вышла на улицу. Город уже был весь во власти ночи.
– Вер ис да?! [10] – раздался впереди резкий окрик, и до Марии долетел звук передернутого затвора автомата.
Вспомнив совет Такта, она остановилась. В просвете между деревьями показались три силуэта, и три узких луча карманных фонарей уперлись в Марию, ослепив ее.
– Аусвайс!
Девушка показала ночной пропуск. Три головы склонились над бумагой. Сразу же, потушив фонарики, патруль вернул пропуск:
– Ин орднунг! [11]
Трижды еще останавливали патрули девушку, пока она не подошла к гостинице. В холле сидел в кресле лейтенант Эккариус, сосредоточенно пуская вверх кольца дыма и провожая их взглядом к потолку. Увидев Марию, он поднялся ей навстречу:
– А я уже хотел идти на поиски…
– Неужели так поздно? У меня голова разболелась с дороги… Захотелось пройтись…
– В городе беспокойно, фрейлейн…
– Мне показалось, что город вымер и бродят только патрули… Здесь так опасно?…
– Штурмбаннфюрер Скорцени сказал мне, что очень опасно, - доверительно наклонился лейтенант к девушке.
– Однако не будем грустить… Давайте посидим вместе и поговорим о чем-нибудь веселом…
Но Мария, сославшись на усталость, извинилась и ушла к себе в комнату. Откровенные ухаживания немца раздражали ее, и она боялась выдать себя неосторожным словом…
Было уже далеко за полночь, когда ее разбудил громкий стук в дверь. Предчувствие беды сдавило сердце. Быстро накинув платье, она зажгла свет. Возле двери задержалась на несколько секунд, словно раздумывая, открывать или не открывать, потом решительно повернула ключ. В комнату ворвались гестаповцы…
АРЕСТ ФРЕЙЛЕЙН МАРИИ
В эту ночь гауптмана Ганке задержали в гестапо важные дела. Намечалась операция, на которую он делал очень большую ставку. У гауптмана было превосходное настроение. Последнее время ему определенно везло. «На ловца и зверь бежит», - самодовольно пошутил он, докладывая Скорцени о новом партизанском связном, задержанном при облаве в одном селе. Им оказалась женщина из отряда капитана Зайцева, которая на первом же допросе все рассказала гауптману об отряде и его командире. Она сообщила также, что муж ее находится в одном из местных лагерей для военнопленных, и просила освободить его. Ганке пообещал сделать это, если она выполнит одно небольшое поручение.
И вот сейчас Ганке ждал штурмбаннфюрера Скорцени, который выразил желание, несмотря на глубокую ночь, приехать в гестапо и лично поговорить с «партизанкой» о задании. Чтобы не терять времени, гауптман просматривал дневные донесения своих агентов. Вдруг он удивленно хмыкнул, отложил в сторону одну из бумаг и вызвал дежурного:
– Срочно доставить сюда женщину, проживающую
Гестаповцы тут же отправились выполнять приказ. Когда они ворвались в номер, Мария потребовала объяснить, что это значит. Но двое гестаповцев толкнув ее в сторону, стали обыскивать комнату, переворачивать постель, выдвигать ящики стола… Прижавшись к стене, девушка лихорадочно обдумывала свое положение. «Провал… Но ведь документы проверяли много раз и никаких подозрений не было… Может, я допустила какую-либо ошибку в разговоре с лейтенантом Эккариусом?… Может, кто-то из связных - официант или продавец - предатель, гестаповский шпик? А вдруг вместо руководителя подполья, схваченного немцами, гестапо подсунуло своего агента и я разговаривала с ним? Неужели все подполье провалилось и явки в руках немцев?»
– Одевайся!
– Еще раз требую объяснить мне, что все это значит?
– возмущенно спросила Мария.
– Посмотрите мои документы! Я буду жаловаться!
– Жаловаться!
– засмеялся гестаповец.
– На гестапо?! Нихт зихер… [12] Комм!
Марию втолкнули в машину и повезли. Здание гестапо, возле которого остановились, она узнала сразу. Ее провели в приемную и посадили на стул рядом с дверью, на которой табличка на немецком языке сообщала, что здесь кабинет заместителя начальника гестапо гауптмана Ганке. Возле двери в коридор сел гестаповец. Второй вошел в кабинет, и Мария слышала, как он доложил:
– Герр гауптман, арестованная доставлена… Вот все, что при ней обнаружено… сумочка.
– Бросьте ее на тот столик… Арестованная пусть подождет.
В это время открылась дверь и в приемную ввели под конвоем молодую хрупкую женщину с коротко остриженными волосами. Увидев ее, Мария вздрогнула и отвернулась к окну: «Ведь это повариха Шура из отряда Зайцева! Как она очутилась здесь?» Женщину провели мимо, в кабинет гауптмана.
– Садитесь!
– услышала Мария сквозь неплотно прикрытую дверь.
– Имейте в виду, что если вы не выполните наше задание, мы уничтожим вашего мужа, а протоколы допросов и ваше письменное согласие работать на нас передадим советским чекистам! Понятно?
– Да… Я сделаю все…
Кто- то подошел к двери и плотно придавил ее. Теперь Мария ничего не слышала. «Предательница! Ее зашлют назад в отряд… Она получит какое-то задание и предаст товарищей! Что же делать? Как сообщить об этом в отряд? Что знают немцы обо мне? Нет, нет, держаться, настаивать, что я немка, и держаться!…»
Рассвет замутил стекла окон, когда из кабинета вывели Шуру. Услышав шум, Мария снова повернулась к окну, боясь как бы предательница не узнала ее: они не раз встречались в отряде Зайцева.
– Комм!
– подошел гестаповец.
Мария внутренне вся сжалась, как пружина. Внешне она выглядела спокойно, только темные круги под глазами выдавали ее усталость. Это и неудивительно: она просидела здесь почти четыре часа.
– Фрейлейн Мария?!
– удивленно произнес гауптман Ганке.
– В такое время? Здесь? Что случилось?…
– Ваши молодчики привели меня, - сухо ответила Мария, сделав вид, что не видит протянутой руки гауптмана.
– Я хотела бы знать, герр гауптман, в чем я провинилась перед фатерляндом, что меня хватают ваши люди среди ночи, тащат в гестапо, и я сижу здесь четыре часа? Это безобразие! С немкой обращаются, как с бандитом!