Операция «Снегопад»
Шрифт:
Череда неудач (объективно предопределенных) подрывала боевой дух сирийских летчиков. Участились случаи преждевременного катапультирования.
Упрямство сирийского командования в значительной мере объяснялось стремлением убедить советское руководство в необходимости предоставить Сирии более современную авиационную технику и вооружение. Некоторое время Москва «отбояривалась» направлением в Дамаск многочисленных комиссий, анализирующих и изучавших опыт боевого применения авиации. Однако 13 мая 1981 года произраильские вооруженные формирования при поддержке ВВС
Сразу же после получения самолетов сирийцы приступили к переучиванию на новую технику. Требовалась выработка тактики ведения воздушных боев «МиГов» с новейшими истребителями противника — «F-15» и «F-16». Задача осложнялась отсутствием сколько-нибудь достоверных данных об одном из противников — самолете «F-16» (в то время о нем мало что было известно). Однако на основании общих данных был сделан вывод, что «МиГ-23МФ» не в состоянии один на один бороться с «F-16». Успеха можно было добиться лишь хорошо спланированными действиями группы «МиГов».
В ходе боевых действий во время предпринятой Израилем наступательной операции под циничным названием «Мир для Галилеи» был выработан следующий хитроумный маневр. В соответствии с тактикой, предложенной военными советниками из СССР, четверки из «МиГ-23» сближались с противником в плотном боевом порядке: расстояние между самолетами было так мало, что на индикаторе РЛС самолета дальнего радиолокационного обнаружения все четыре «МиГа» выглядели как один самолет. Достигнув рубежа атаки, «МиГи» размыкали порядок: часть самолетов «ныряла» на предельно малые высоты, оставаясь невидимой для израильтян, а другая играла роль приманки, подводя истребители противника под внезапный удар одного из самолетов звена, выполнявшего атаку «снизу вверх».
За счет этого маневра сирийцы почти уравняли шансы «МиГа-23» и истребителя «F-16», однако превосходства в воздухе завоевать им так и не удалось: израильские пилоты оказались лучше, да и техника у них была в то время поприличнее.
Стуколин тоже знал эту историю. Как и любой выпускник современного высшего военного авиационного училища. Ее изучение входило в «Тактику воздушного боя» и в спецкурс «Боевое применение истребителей „МиГ"». Когда Лукашевич напомнил ему о хитроумном маневре, предпринятом сирийцами, Стуколин заулыбался и принялся почесывать кулак.
— Отличная идея! — сказал он. — Значит, идем в паре — крыло к крылу; когда эта сволочь появляется в зоне и атакует, расходимся; я делаю противоракетный, ты засаживаешь ему Р-24 в бок.
— Постой, постой, — осадил приятеля Лукашевич. — Ты уверен, что справишься? Придется действовать вслепую, на одном радиовысотомере, ошибешься — костей не соберешь.
— Ты же знаешь, что я всё равно полечу, — Стуколин ухмыльнулся. — К чему этот разговор? Лукашевич вздохнул.
— Если «Сухой» выйдет на нас, атаковать придется тебе, — заявил он. — Все-таки до первого класса ты не
— Вот уж не думал, что ты такой формалист, — озлился Стуколин. — Второй класс, первый класс — слушать противно. И вообще ракету «Сухого» будет уводить тот, за кого она «зацепится», понял?
Лукашевич развел руками:
— Ну что с тобой поделать, летим…
На подготовку двух истребителей к вылету много времени не понадобилось. Собственно, их подготовили еще раньше, когда только пришло сообщение о «сбитии» пары Громов-Беленков.
— Я взлетаю первым, — говорил Лукашевич Стуколину, когда они шли по очищенной от снега и наледи полосе к своим машинам. — Ты взлетаешь с интервалом в минуту. Ориентируешься, догоняешь меня и пристраиваешься ниже. Крыло в крыло мы не пойдем — опасно. Следи за высотомером, избегай спутной струи. Потом сразу разворачиваемся и ложимся на курс «сто семьдесят», высота — шесть тысяч.
— Понятно, — отзывался Стуколин.
— В радиопереговоры вступай только по необходимости. Имей в виду, наша задача — прорваться в Оленегорск, а не выманивать на себя «Сухого» противника.
— Кого имею, тому и введу, — дежурная острота была явно лишней, но Стуколин никогда не отличался особым чутьем в подобных вещах. — На какой скорости пойдем, командир?
— На крейсерской. На форсаже мы долго не протянем.
— О'кей.
Они остановились у «МиГа», на котором предстояло подняться в воздух Лукашевичу. Старший лейтенант вдруг наклонился корпусом вперед и порывисто обнял Стуколина за плечи:
— Давай попрощаемся, что ли?
— Но-но, — Стуколин резко отступил, высвобождаясь. — Совсем сбрендил, что ли? Кто же прощается перед вылетом?
— А когда еще прощаться? Потом может быть поздно.
— Не раскисай, отец Алексий, — посоветовал Стуколин. — Не время сейчас.
Лукашевич мотнул головой и взял себя в руки. Обычно толстокожий, как бегемот, Стуколин на этот раз ухитрился подобрать и верные слова, и верную интонацию. Лукашевич махнул рукой.
— Ну, с Богом! — сказал он, хотя никогда в списке верующих не числился. — Поехали!
Расположившись в кабине, Лукашевич доложил Казанцеву, продолжавшему дежурить на КДП, что к взлету готов. Казанцев пожелал ни пуха, Лукашевич послал его к черту.
Взлетели, набрали высоту. Стуколин начал довольно борзо, пристроился тютелька в тютельку и не без некоторой лихости — демонстрировал, видно, что и летчики второго класса тоже не лыком щиты. Развернулись по азимуту и почапали себе спокойно, без приключений в сторону Оленегорска.
Приключения начались через шесть минут после взлета.
— Вот он, — сказал Лукашевич, увидев засветку на индикаторе. — Молчим.
Стуколин, который хотел было подтвердить, что тоже видит потенциального противника, заткнулся. Лукашевич поступал правильно: если «Сухой» так быстро вышел на них, значит, действует радиоперехват, противник приготовился к ответным действиям.