Операция средней тяжести
Шрифт:
После обхода и короткого совещания на третьем этаже, у главврача, все вошло в обычную колею. День потек своим чередом. Его привычное течение было прервано, когда Баталов просматривал в рентгеновском кабинете еще не просохшие снимки больных. К нему подбежала Эмма, явно чем-то озабоченная.
– Алексей!
– окликнула она его.
– Там привезли больного... Тебе надо спуститься... По-моему, очень тяжелый случай.
Нехорошее предчувствие кольнуло Баталова. С досадой подумал: "Воистину, врач не знает, что его ждет в следующую минуту".
– Пошли!
В приемный покой
– Алексей, я зайду в ординаторскую. Если что, я - там.
Он кивнул. В приемной комнате среди белого кафеля на клеенчатом топчане неподвижно лежало темное тело. С первого взгляда Баталов решил, что это бомж. Глаза пациента были закрыты, худые ноги в рваных носках поджаты к животу, небритое лицо безжизненно, вернее, мертвенно бледно. По этой бледности Баталов сразу и поставил диагноз - "лицо Гиппократа"- признак обширного воспаления брюшины. Больной тихо постанывал. Дежурная врач-терапевт, склонясь над столом, заполняла бумаги. Баталов громко спросил:
– Как ваша фамилия?
– Хэращенко...
– еле простонал тот.
– Колоритная фамилия, - ободряюще продолжил Баталов: следовало разговорить больного, и по ответам, по голосу понять многое, а может, даже и главное.
– У нас в Морынцях уси с такой живуть.
– Ну и как такой гарный хлопец оказался в нашем городе?
– На заработки приихалы, - отозвался больной.
– С сосидом.
– Так, так... Ляжем на спину... Теперь живот обнажим.
– Баталов присел на топчан, осторожно дотронулся пальцами до живота. "Доска!" - И давно болит?
– Да с Пасхи. Нанялися мы тут до местного богатея, а его и вбыли. А чего до жинки без грошей повертаться?
– Да уж... без грошей точно не стоит...
– лицо Баталова было сосредоточенно.
– Где больше болит? Тут? Тут?
– О-тут... Особо, если поем...
– И когда же ты поел в последний раз?
– Учора вечером. Пиво пыв.
– А еще что пил?
– Баталов начал сердиться.
– Горилку...
– Почему раньше не обратился?
– Та хто ж знав?..
– голос еле слышен.
– Напарник сказав - це не Украйна, в России лечат за груши. Разумил - так пройдэ.
– В Коломне бесплатно лечат. Есть еще в России такие места.
– Думав, горилкою промоется - так пройдэ... Чо дарма людэй беспокоить...
Баталов поднялся.
– "Промоется"!.. Мозги бы вам промыть. Вместе с напарником.
– И в сердцах пошел мыть руки.
– Эх, братья-славяне!..
– Взглянул на коллегу.- Вот вам ярчайший пример наплевательства на собственную персону. Еще спасибо, что грелку не приложил.
– Та дэж ее було взяты, - прошептал Геращенко.
– Мы и так почувалы як прыйдэться. То на базари, то на вокзали.
Баталов подошел к столу. И ему, и дежурному терапевту все, в общем, было ясно. Но Баталов для убедительности сказал:
– Итак, пишите... Разлитой перитонит... Думаю,
– пусть готовят к операции.
В коридоре между тем слышалась какая-то суета. Доносились возгласы, непривычный шум быстрого движения. Баталов вышел из приемной и сразу понял в больнице творилось что-то необычное. Больные, взволнованно переговариваясь, на ходу одевались, натягивали поверх больничных халатов кофты, свитера, кутались в платки. Меж ними сновал персонал - сестры в белых халатах, а некоторые и в пальто. Слышались крики: "Спокойно, больные, спокойно!.. Не задерживайтесь... побыстрей!.. Пропустите с каталкой... Откройте запасной выход!.. У подъезда - автобусы... Садитесь в любой!" Поток по большей части знакомых ему врачей и больных стремился к выходу. Тут была и милиция, и какие-то посторонние - и в военном, и в штатском.
– Какого черта?!
– оторопел Баталов, прижатый к стене.
– Что случилось? Что за паника?
В этот момент рядом встала Эмма. В ее глазах читался испуг, хотя говорила она сдержанно:
– Только не волнуйся... Это эвакуация... Главврач так распорядился. Да ему ничего и не оставалось. Все случилось только что.
– Что за чушь?.. Какая, к черту, эвакуация?
Рядом раздался низкий внушительный голос:
– Вы завотделением?
– Допустим. А вы кто такой?
Незнакомец в штатском произнес четко:
– Территория больницы заминирована. Понимаете? И вы должны эвакуировать свое отделение.
– Это что, учение, что ли?
– недоумевал Баталов.
– Нет, все серьезно, - ответил незнакомец, в котором за версту угадывался фээсбэшник.
– Заминирована машина "скорой помощи". Ваш же "рафик". У самого подъезда.
Мимо в страхе бежали люди. Мелькали испуганные лица, глаза. Баталов взглянул на Эмму.
– Может, какой-то сумасшедший позвонил, а вы приняли всерьез?
Лицо Эммы было серым.
– Нет-нет, Алеша. Я все узнала. Это не телефонное хулиганство. Это настоящая бомба. Теракт. Уже арестовано двое чеченцев. Они-то и сказали, что в машине взрывчатка. И собака все обнаружила.
Баталов сжал кулаки в карманах халата.
– Но у меня операция - больной погибает... Я только что осмотрел, он не транспортабелен...
– О какой операции вы говорите?
– негодующе воскликнул незнакомец. В его тоне чувствовалась неподдельная тревога.
– В любую минуту может рвануть. И ваш панельный корпус рухнет, как карточный домик. Мы обязаны всех, понимаете, всех срочно эвакуировать.
– Я помогу...
– заговорила Эмма.
– Я сама все отделение эвакуирую... Но ты... Ты, Алексей, должен срочно уйти... Говорят, автобусы подали, всех сейчас же увозят...
Баталов смотрел на нее невидящим взглядом.
– Эмма...
– Он взял ее за плечи, взглянул в глаза: - Ты мне нужна, очень нужна...
Она перебила:
– Я знаю, знаю. Я уйду с тобой.
– Я не о том!
– Встряхнул ее за плечи.
– Без анестезиолога я как без рук. Срочно в операционную и готовь больного... Ты поняла?.. Другого выхода нет.