Операция "Трест". Советская разведка против русской эимиграции. 1921-1937 гг.
Шрифт:
Штабс-капитан Морис Конради прошел всю Гражданскую войну. С русской армией генерала Врангеля эвакуировался из Крыма в Галлиполи. Вместе с женой переехал потом в Швейцарию, где с помощью дальней родни устроился скромным клерком в один из торговых домов Цюриха. Там же к нему присоединились мать и четверо младших братьев и сестер, чудом выбравшихся из России, доказав свое швейцарское гражданство.
В марте 1923 года он уволился и отправился в Женеву, где встретился со старым другом и однополчанином — тридцатитрехлетним Аркадием Полуниным, работавшим в не признанной большевиками, российской миссии при Международном Красном Кресте. Конради заявил о своем желании «убить кого-нибудь из советских вождей, чтобы отомстить за семью». Полунин немедленно предложил устроить покушение в Германии на наркома иностранных дел Советской России Чичерина и посла в Англии Красина. Штабс-капитан, приехавший в Берлин 13 апреля 1923 года, не застал их в советском постпредстве и, огорченный неудачей, вернулся в Женеву. Там-то он и узнал из газет о прибытии
На следующий день после убийства Воровского был арестован Полунин. Он сразу призншгся, что был единственным сообщником Конради. Но советское руководство во всем обвинило швейцарские власти, заявив, что они потворствуют террористам и не могут обеспечить безопасность. В последовавшей долгой полемике «кто виноват?» точку поставили послы европейских держав, которые собрались на конференцию: «Ответственность за политическое преступление должна нести страна, на территории которой оно произошло».
Процесс по делу об убийстве Воровского начался в Лозанне 5 ноября 1923 года. Уже во вступительном слове ничуть не раскаявшийся Морис Конради заявил: «Я верю, что с уничтожением каждого большевика человечество идет вперед по пути прогресса. Надеюсь, что моему примеру последуют другие смельчаки, проявив тем самым величие своих чувств!» Защищавшие Конради и Полунина известные швейцарские адвокаты Сидней Шопфер и Теодор Обер сумели превратить процесс в суд над большевизмом. За десять дней слушаний перед присяжными выступили около семидесяти свидетелей, вынужденных покинуть Россию, спасаясь от красного террора. Исход суда стал ясен после пятичасового выступления Обера. В конце речи он сказал: «Ваш вердикт может способствовать освобождению великого народа, стонущего под рабским игом большевизма. Однако для него этот вердикт должен явиться безоговорочным приговором коммунизму. Иначе ночь, царящая сейчас в России, станет еще беспросветнее, а рабство русского народа — еще более тяжким: он будет им еще более подавлен, и повсюду будут сомневаться в самой возможности правды и справедливости.
Кончая, я повторю еще раз: Конради и Полунин совершили не убийство, а акт правосудия. Они по мере своих сил и жертвуя собою выполнили миссию, которую должна была выполнить Европа и которую она выполнить не посмела. Сэр Робертсон, моральный авторитет коего непререкаем, — живой свидетель большевизма— сказал: «Суд приближается, и если мы страдаем на Западе, оставаясь бездушными свидетелями большевистских преступлений, то наше страдание должно почитать весьма слабым наказанием за нашу недопустимую терпимость».
В то время как вы, господа присяжные, будете совещаться в этом отныне историческом зале, вокруг вас будет тесниться огромная, невидимая и молчаливая толпа — миллионы русских смертников... умерших от голода, миллионы страдальцев, умерших под пыткой, — мужчин, женщин, старых и молодых, врачи, сестры милосердия, горожане, крестьяне, рабочие, священники, распятые на кресте... Вы ясно почувствуете: души всей этой массы русских страдальцев на вашей совести.
Все они взывали и взывают о справедливости, но тщетно до сих пор. Никто им не ответил. Никто им не сказал слова утешения и правды. Но вы, вы им ответите!»
14 ноября 1923 года присяжные большинством в девять против пяти голосов признали Мориса Конради, действовавшего под давлением обстоятельств, вытекавших из его прошлого, и, стало быть, не подлежавшим уголовному наказанию. Судья также обязал убийц возместить судебные издержки и ходатайствовал о высылке Полунина из страны за злоупотребление правом убежища и нарушение общественного порядка. Этот оправдательный приговор был с большим одобрением встречен русской эмигрантской прессой. Парижские «Последние известия» писали 18 ноября 1923 года: «Преклонимся перед приговором присяжных. Самое распределение голосов показывает, что в совещательной комнате аргументы «за» и «против» боролись упорно, и если, в конце концов, победили первые, то тем больше значение для нас имеет решение совести. Чтобы вынести это решение, швейцарские судьи должны были перешагнуть через угрозу репрессий швейцарцам, оставшимся в России, через предубеждение обвинителя, что этим создается безнаказанность политических убийств на швейцарской территории, наконец, через бесспорный факт самого преступления, совершенного Конради и признанного присяжными единогласно. Оправдание Конради и Полунина не есть, конечно, оправдание Белого движения, как, быть может, постараются в противоположных целях представить дело обе стороны. Но это, несомненно, есть осуждение большевистского режима в том, что в нем является противоречием общечеловеческой этике и праву. Это есть осуждение системы насилия человека над человеком во имя классовой ненависти. Это есть признание, что к построенному на этом начале «государству общечеловеческие нормы закона и права неприменимы».
Совсем по-другому встретили решение суда в Советской России. По стране прокатились многотысячные митинги протеста. Трудящиеся требовали строго наказать убийц. В выражениях особо не стеснялись. Тут вам и «мерзкий
Конечно, не столько те 9 присяжных, 9 подобранных судей буржуазной совести, которые так ловко «разбили» свои голоса, что убийцы тов. Воровского уйти обласканными и поощренными. И даже не председатель суда, который с первого дня дал понять наемным убийцам, что они могут держать себя на суде, как дома, и угрожать новыми убийствами. И даже не прокурор, который так составил обвинительный акт, чтобы оправдать уличенных и скрытых преступников. И даже не следователь, который замел следы, ведущие к главным вдохновителям преступления, и посадил на скамью подсудимых одних исполнителей. Оправдала убийц тов. Воровского та международная шайка, которая выбрала место, время и обстановку убийства, которая застигла тов. Воровского в Лозанне, когда он мог не подозревать о вероломстве швейцарских властей, и, застигнув, пустила в него рукой Конради несколько пуль. Международные организаторы убийства тов. Воровского обеспечили оправдание физическим убийцам. Пусть трудящиеся всех стран запомнят этот главный урок лозаннского суда».
Чтобы уже не возвращаться к этой теме, коротко о судьбах Конради и Полунина после процесса. Дроздовский штабс-капитан надолго исчезнет из Европы, прослужит несколько лет во французском Иностранном легионе в Африке. Незадолго до присвоения ему офицерского звания сержант Конради ударит по лицу своего командира. Тот обозвал подчиненного «русской свиньей». И капитан гвардейской артиллерии, награжденный орденом Святого Георгия 4-й степени за подвиги на фронте Первой мировой войны, не сдержался. Конради изгоняют из легиона. Сведения о его дальнейшей судьбе крайне противоречивы, даже дата и причины смерти разнятся. Но, судя по всему, он был участником французского Сопротивления в годы Второй мировой войны и умер в 1946 году. Единственное, что точно известно: Морис Конради жил затворником, опасаясь мести чекистов. Место его захоронения неизвестно. А ведь о храбрости Мориса ходили легенды не только в дроздовской дивизии. Но до сих пор не удается найти фотографий штабс-капитана, сделанных на фронте или в эмиграции. Конради таким образом защищали от всесильной Лубянки. Ведь опасения его сослуживцев не были напрасными. Еще в 1923 году, выступая на митинге в Москве, председатель ГПУ Феликс Дзержинский заявил: «Мы доберемся до негодяев». Через десять лет при странных обстоятельствах умрет Аркадий Полунин. Умрет 23 февраля — вдень рабоче-крестьянской Красной армии...
В иностранном отделе ГПУ было принято решение использовать удачную встречу Якушева с Артамоновым, и, коли он выразил желание сотрудничать с органами, приступить к серьезным действиям. На Лубянке хорошо понимали, что одного действительного статского советника явно недостаточно, чтобы эмиграция поверила в существование монархической организации Центральной России. Было принято решение, выражаясь современным языком, привлечь в ряды контрреволюционной организации политических тяжеловесов, хорошо известных всему русскому военному зарубежью. Так, главой МОЦР стал генерал-лейтенант русской императорской армии, профессор советской военной академии, автор научных трудов о Первой мировой войне Андрей Медардович Зайончковский. Его заместителем — генерального штаба генерал-лейтенант Николай Михайлович Потапов. Якушеву досталась должность главы политсовета и ответственного за переговоры с эмигрантскими организациями. А Стауниц ведал финансовой составляющей и по совместительству был секретарем: это именно он шифровал все письма за границу. Для пущей достоверности в «Трест» ввели и самых настоящих врагов рабоче-крестьянского государства: камергера Ртищева, балтийского барона Остен-Сакена, нефтепромышленника Мирзоева, тайного советника Путилова. Но русской эмиграции довелось увидеть только двух заговорщиков: Якушева и Потапова. Стауница решили от феха подальше за границу не отправлять. Тогда же МОЦР стал именоваться «Трест», как сказал бы Остап Бендер: для конспирации, гофмаршал.