Операция «Вирус»
Шрифт:
— Самый малый! — приказал Фуску.
Взбалтывая винтами вонючее месиво Отходной лагуны, «галера» подкралась к свободной стенке. С нее бросили причальный конец, и два палубных матроса закрепили его на носовом кнехте. Подрабатывая машиной, субмарина притиснула себя самое к амортизирующим баллонам, что свешивались с пирса. Другая пара матросов принайтовила корму. С причала завели трап. По нему тут же взбежали трое в долгополых кожаных плащах и плоских беретах без знаков различия. За ними потянулась цепочка автоматчиков.
— Запрыгнули, коршуны, — проворчал субмарин-мастер. — Давай, Моор, сюда твоего пандейца.
Поправив колпак
— Старший субмарин-мастер Фуску, — представился он. — С кем имею честь?
— Капитан Мавруул, — небрежно прикоснулся указательным пальцем к берету один из «коршунов». — Где найденыш?
«Да, эти не церемонятся, — подумал Фуску. — Сразу берут рыбу за жабры. Нет, чтобы самокрутку предложить или насвая щепотку для знакомства… Дождешься от них…»
— Сейчас приведут, капитан, — сказал он и прибавил вполголоса: — Надеюсь о моем усердии будет доложено командованию?
На бритой, лоснящейся морде контрразведчика не отразилось никаких чувств. Штрафник униженно просит замолвить за него словечко — это в порядке вещей. Отказать ему в этом — тоже в порядке вещей. А можно поступить тоньше. Мавруул острым подбородком указал на серую громаду линкора.
— Знаете, Фуску, — сказал он, — чей гюйс-штандарт поднят на этой посудине?
— Не могу знать, — отозвался старший субмарин-мастер, чувствуя что палуба уходит у него из-под ног.
— Охотно проинформирую вас, — усмехнулся «коршун». — Командующего Объединенными флотами Империи адмирала флота Борохула.
Наверх подняли «найденыша» Капсука, шальными глазами смотрел он на пришедших за ним контрразведчиков, рубцы на его щеках распухли и налились нездоровой краснотой. Капитан Мавруул осмотрел пленного, презрительно сплюнул и велел конвоирам увести. Один из автоматчиков — рослый островитянин из дикарей — ухватив инженера за шиворот, поволок к трапу. Остальные потянулись за ним. Прежде чем покинуть палубу, «коршун» подошел к субмарин-мастеру вплотную и прошипел:
— Хелела маху тахт.
Кивнув Туурлану, который держался на почтительном расстоянии, контрразведчик ссыпался по трапу. Звон его подкованных каблуков долго терзал слух старшего субмарин-мастера. В оцепенении стоял Фуску, вцепившись побелевшими пальцами в леер ограждения. «Хелела маху тахт» — «Преисподняя отторгает тебя». Древняя формула проклятия, означающая, что Орден изгоняет своего адепта, отныне и вовеки отказывая ему в благоволении и покровительстве. Хелела маху тахт… Но за что?
Нащупав в кармане кошель, Фуску сказал субалтерну:
— Я на берег. Проследи за погрузкой провианта и боеприпаса. Чтобы все по артикулу. Здесь интенданты вор на воре… Лодку отдраить до полного блеска. Проверю каждый закуток, когда вернусь…
— Есть! — откликнулся Туурлан.
— Если вернусь, — буркнул Фуску.
Он спустился на пирс и не оглядываясь пошел к КПП. Шагал он неестественно твердо, отмахивая правой рукой с зажатыми в ней перчатками, впечатывая каблуки в мокрый бетон. Хелела маху тахт… Хелела маху тахт… Хелела маху тахт…
— Барал я твоего адмирала, — тоскливо говорил он спустя несколько часов скучающей девке в крохотной комнатенке портового Лупанария. — Он, если хочешь знать, передо мной на цырлах должен ходить. Я был знаешь кем? Я спаркой командовал. Знаешь, что такое спарка? Это когда две субмарины в рейде. Ведущая наносит
— Ладно тебе, развоевался, — сквозь зевоту произнесла девка. — Ты пестик-то доставать будешь? Или ты его давно коку сдал, на камбуз?
— Заткнись, дрянь! — вспылил Фуску.
— А ты не ори! — заорала девка. — Не можешь, так и скажи… Я тебе не шаман, чтобы исповедовать. Приперся — плати!
— Не скули, получишь свои медальоны, — сказал старший субмарин-мастер. — Не в настроении я сегодня, это верно. Да и какая тебе разница?..
— Скажешь тоже, — усмехнулась девка, раздувая курительный цилиндрик. — Стала бы я с тобой, галерником вонючим, якшаться ради одних медальонов. Давненько залетов у меня не было, вот что… Приходите ко мне пустые все, как мошна Золотаря. Устала я, хочу на Блаженные острова. Там чисто, светло. Море теплое, прозрачное, как слеза. Врачи внимательные и не пристают к беременным, не то что здешние потрошилы… Целый год легкой жизни. Будь моя воля, я бы из этих Инкубаториев век не вылезала. Так бы и метала икру… Подзалет, подзалет, забери меня в полет…
Возвращался Фуску уже ночью. Кошель его был пуст, в голове стоял непроглядный туман, а желудок скручивало тошнотой. Старший субмарин-мастер и не заметил, как подошли Золотари. Серые, безликие, они словно соткались из фосфорического свечения ночного неба. Сообразив, кто перед ним, Фуску отпрянул к стене пакгауза, неверной рукой схватился за эфес кортика, но Золотари успели раньше.
«Хелела маху тахт», — огненными письменами вспыхнуло в угасающем сознании бывшего Посвященного Нижнего Круга, так и не успевшего понять, за что преисподняя отторгла верного своего раба. А тухлые воды Отходной лагуны умеют хранить тайны.
Внешний Круг
Зак жестоко трясет на ухабах, и каждый толчок отдается болью, словно под черепной коробкой плещется расплавленный свинец, тяжело ударяющий в виски и затылок. Душный фургон, разделенный пополам решеткой. Омерзительный, кислый запах блевотины мешается с застарелым курительным перегаром и выхлопами то рычащего, то ноющего двигателя. Иллиу Капсук сидит на узкой скамье, если можно назвать скамьей четыре прута арматуры, грубо приваренные к стенкам фургона. Арматура невыносимо терзает его седалище, но пошевелиться Капсук боится: по ту сторону решетки — два автоматчика. Грубые их лица словно вырублены топором из чурбака, взгляды равнодушные и пустые, и Капсук поспешно отводит взгляд. За крошечным, тоже забранным решеткой окном проплывает бесконечный бетонный забор с пущенной поверх колючей проволокой.