Операция «Вирус»
Шрифт:
Одна из «друз» приблизилась, рассыпавшись на чинные ряды разновеликих и разноформенных зданий, перемежаемых аллеями и парками. «Стрекоза», повинуясь очередной команде, круто пошла вниз и мягко опустилась на стоянку, где обнаружился еще десяток таких же аппаратов. Стоянка примыкала к обширной, мощенной гладкими сиреневыми плитами площади, а посреди площади высилась черная многогранная призма. Энергоприемник? Памятник?
— Вот и добрались. Прошу выходить, — сообщила девушка и приказала: — Стрекоза, милая, выпусти-ка нас..
Максим прошелся взад-вперед вдоль фюзеляжа «Стрекозы», разминая ноги, огляделся. Безлюдно. Впрочем,
— Пойдемте же! — потянула его за рукав пилотесса. — Или вы хотите осмотреть стелу Перволидеров?
— Пожалуй, хочу, любезная Кемиати, — изобразил подобие светской улыбки он.
— Ах, зовите меня просто Кеми, — кокетливо прищурилась девица. — Прошу.
Обелиск Перволидеров… Да. Зря он думал, что все увиденное доселе — потрясение. Флаеры, нуль-Т и энергостанции. Никакое это не потрясение. Потрясением была стела. Оказалась она тринадцатигранной, и на гранях этих драгоценными камнями — на каждой своими: рубинами, и изумрудами, и сапфирами, и опалом, и сверкающими бриллиантами — были выложены проклятые знакомые тринадцать символов. И был здесь, никуда не делся, знак, похожий то ли на букву «Ж», то ли — на иероглиф «сандзю». И под каждым знаком — золотом выложенная колонка местных, непонятных Максиму письмен.
— А вы ведь не знаете! — Кемиати от восторга даже хлопнула в ладоши. — Не знаете, да?
Максим нашел в себе силы лишь неопределенно шевельнуть бровями, но и этого жизнерадостной летчице оказалось достаточно, чтобы пуститься в объяснения.
Легендарные Перволидеры. Почти две тысячи лет назад Подземные духи вывели их народ на поверхность из другого Мирового пузыря. Еще сохранился последний из колодцев, откуда вышли предки… и эти стертые тысячами тысяч ног металлические лестницы… И были болезни, и были голод и смерть, и страшные дикие звери… Но Духи даровали людям Тринадцать Лидеров, и вот люди выжили, и устроили Мир Справедливости. А письмена? Письмена описывают базовые социальные роли Лидеров. Если интересно… Конечно же!
Девушка зачитывала письмена под каждым из знаков, а Максим видел перед глазами тринадцать серых «заккурапий» и мысленно проговаривал номера. И имена. Итак:
№ 1 «Полумесяц» — военный вождь
(Джон Гибсон)
№ 2 «Косая звезда» — главный охотник
(Томас Нильсон)
№ 3 «Фита» — наставник юношей
(Ежи Янчевецкий)
№ 4 «Свастика» — матриарх
(Мария Гинзбург)
№ 5 «Кельтский крест» — сказитель
(Герман Рашке)
№ 6 «Руна Мадр» — хранительница традиций
(Викке Ужусенене)
№ 7 «Сандзю» — заклинатель животных
(Лев Абалкин)
№ 8 «Руна Одал» — травница
(Светлана Постникова)
№ 9 «Трезубец» — звездочет
(Исидор Тяжельников)
№ 10 «Фиалка» — наставница девушек
(Ирина Голуб)
№ 11 «Эльбрус» — верховный вождь
(Корней Яшмаа)
№ 12 «М готическое» — прорицательница
(Эдна Ласко)
№ 13 «Дзюсан» — заклинатель духов
(Петр Вересаев)
Интересно, Экселенц, что скажешь ты на это распределение ролей?
— Ой, — закончила рассказ милая болтушка
Вид с верхнего этажа высотного здания открывался не хуже, чем из кабины «Стрекозы». Максим, в очередной раз вымытый и переодетый, сидел в кресле-качалке на открытой лоджии, когда появился абориген — средних лет человек, с крупными залысинами на высоком лбу и спокойным, чуточку рассеянным взглядом прозрачно-серых глаз. Именно появился — Максим никак не отследил момент материализации.
— Приветствую вас в Солнечном Круге! — прозвучало это на земной силингве, хотя и с ужасным акцентом, но Максим уже ничему не удивлялся. Поздно удивляться.
Между тем Высоколобый продолжил, перейдя на наречие Архипелага:
— Прошу извинить меня, я не смогу адекватно общаться с вами на вашем родном языке. Мы расшифровали его, исходя из многолетних перехватов вашей мгновенной почты, но, вы понимаете, этого недостаточно. Простите, я вижу, что вы волнуетесь.
Он нажал какую-то кнопку, и прямо из стены выдвинулся небольшой поднос с двумя высокими стаканами. Высоколобый взял свой, жестом предложил Максиму последовать его примеру.
— У вас, конечно, много вопросов. Не следует задавать их пока. Сейчас я расскажу вам об устройстве нашей Империи. Пейте, этот напиток и успокаивает, и бодрит…
Островная Империя оказалась устроена с жестокой рациональностью Демиурга, отчаявшегося искоренить зло. Три Круга было в ней…
Внешний Круг был клоакой, стоком, адом этого мира — все подонки общества оказывались там, вся пьянь, рвань, дрянь, все садисты и прирожденные убийцы, насильники, агрессивные хамы, извращенцы, зверье, нравственные уроды — гной, шлаки, фекалии социума. Там было ИХ царствие, там не знали наказаний, там жили по законам силы, подлости и ненависти. Этим Кругом Империя ощетинивалась против прочей ойкумены, держала оборону и наносила удары.
Средний, Внутренний Круг не зря имел второе название — Серая зона, ибо он населялся людьми обыкновенными, ни в чем не чрезмерными, чуть похуже, чуть получше — еще далеко не ангелами, но уже и не демонами. Там сосредоточены были сельское хозяйство и производство — любое, кроме энергии, там изготавливали оружие и боеприпасы для Внешнего Круга…
А в центре… в центре, в Солнечном Круге, царил Мир Справедливости. Теплый, приветливый, безопасный мир духа, творчества и свободы, населенный исключительно людьми талантливыми, славными, Дружелюбными, свято следующими всем заповедям высокой нравственности.
Каждый, рожденный в Империи, неизбежно оказывался в «своем» круге. Всех детей с самого раннего детства обследовали — в том числе и на мощных ментоскопах — на предмет выявления врожденных способностей или, напротив, — склонности к асоциальному поведению. К пятилетнему возрасту становилось обычно ясно, к какому Кругу следует отнести будущего гражданина. Ошибки случались редко и в дальнейшем корректировались. Дети Серой зоны возвращались к родителям, если те также были ее обитателями, дети Солнечного Круга — помещались в интернаты, во всем подобные земным. Прочие либо распределялись во Внешнем круге по военным, кадетским и прочим училищам, либо воспитывались в детских домах, мало отличавшихся от тюрем… Кроме того, существовало нечто вроде полиции нравов, которая отслеживала уже последние возможные ошибки — как в ту, так и в другую сторону.