Операция "Ы"
Шрифт:
Приехавшие из столицы по командировочным делам, остановившиеся на ночь в городской гостинице очень скоро коротко знакомятся со всеми ее тремя дежурными — тетей Машей, тетей Клавой и тетей Зиной. Все три женщины очень разные и очень похожие друг на дружку в силу особенностей своей гостеприимной профессии-Командированные и гости быстро привыкают к правилам жизни этого города, и правила эти кажутся, естественно, разумными и простыми.
Уезжающих домой по завершении всех командировочных заданий маршрутный автобус на железнодорожный вокзал везет в юго-восточном направлении,
Но о Зареченском колхозном рынке чуть позже...
* * *
«В минуту размышлений трудных...» нам пора познакомиться с одним почти что коренным жителем города Энска.
Семеном Давыдовичем Петуховым...
Нынче с утра он заметил за собой странность: Семен Давыдович нервничал. И очень даже сильно.
Самым явным признаком этого было то, что он стал как-то странно принюхиваться. Вообще-то с обонянием у Семена Давыдовича всегда было все в порядке.
Он тонко отличал запах дешевого вина от плохого. Его могли ввести в заблуждение дамские духи: чем более диковинным и неприятным был для него их аромат, тем, почему-то дороже они стоили.
Когда Семен Давыдович, дергая своими холеными усами вверх-вниз, принюхивается, это самый явный признак того, что Семену Давыдовичу несладко, и он нервничает...
Конечно же, при должности Семена Давыдовича — директора базы Энского горторга — нервничать приходится довольно часто. Но только внешне. Потому что к сердцу он пустые тревоги не допускал. Себе дороже — тратить здоровье на неопределенные пустяки, как то: усушка, утруска, недостача. Все эти стихийные бедствия для всех без исключения складов не стоили и грана его треволнений и здоровья.
Потому что Семен Давыдович в совершенстве практиковал всеми этими «стихийными бедствиями» делу на пользу себе в корысть.
«Как можно! Директору базы!» — воскликнете вы в этом месте нашего бытописания.
Помилуйте! А разве бывает иначе? Покажите, где вы встречали директора базы, у которого усушки, утруски и недостач с расхищениями не бывает?
Покажите, и там устроят экскурсию!
Как в историческом музее или в Кунсткамере в Ленинграде!
Семен Давыдович был тертый калач: со многими проблемами своей жизнедеятельности он лихо справлялся и поводов нервничать, как выше уже было замечено, ближе своей приемной не допускал.
Но сейчас...
Запахло ревизией.
И не какой-нибудь там заштатной районной или даже городской. Дурные вести приехали из области. Принесены были верным человечком.
Ревизия предполагалась не плановая, а очень даже кем-то «накопанная».
Под Семена Давыдовича «копали» давно и упорно.
Точнее было бы сказать, что не было дня, недели, месяца и года, чтобы кто-нибудь не копал под Семеном Давыдовичем почву, на которой он стоял пока еще очень крепко.
Семен Давыдович был не прост. За годы своего сидения в кресле директора базы он оброс такими связями и такими нужными людьми, которых он мог задействовать в лихую годину так,
Представить себе, как падает этот могучий дуб, корнями вросший в городскую номенклатуру так, что никакими тракторами и бульдозерами их не выдернуть, было невозможно.
Казалось, что Семен Давыдович вечен, как этот мир. И не только казалось, так было на самом деле.
И вот что-то где-то сработало.
Какой-то тайный механизм, какая-то тайная, пока не замеченная и не высвеченная пристальным взором горного орла — Семена Давыдовича,— пружина распрямилась, развернулась и своей высвобожденной силой сжатия привела в никому не нужное действие спокойно себе дремавший до сей поры громадный маховик, имя которому внеочередная, неплановая ревизия.
И не маховик даже, а просто библейский Молох.
А на базе-то, как на грех, именно сейчас такая сложилась (самим же Семеном Давыдовичем) ситуация, когда любой вынюхивающий нос без труда сможет такое унюхать!
Точнее, нечему там унюхать, потому что склад базы на данный момент представлял собой...
Ну, это уже экономический секрет Семена Давыдовича!
А он не любил, когда в его базовые дела совали свои любопытные носы, тем более незнакомые ревизоры!
В своих делах на базе Семен Давыдович признавал только свой собственный нос, который в эту минуту учуял опасность.
И Семен Давыдович стал размышлять.
А по размышлении пришел к выводам. А, придя к выводам, стал действовать. Он пригласил кое-кого для конфиденциального разговора.
* * *
Настало время вернуться к Зареченскому колхозному рынку. Как вы помните, он располагался на юго-восточном выезде из города Энска.
То есть, любой командированный или просто отъезжающий, отправляясь на железнодорожный вокзал, непременно проезжал мимо шумного места, любимого всеми горожанами,— Зареченского колхозного рынка.
А назывался он так потому, что юго-восточная окраина города Энска как раз была за речкой Энкой, протекавшей через город, и соответственно прозывалась «Зареченская».
Летом на рынке торговля шла бойко: зеленью, ягодами, грибами, капустой да огурцами, помидорами да мясцом.
Зимой Зареченский колхозный рынок как бы немного затихал, но это было обманчивым впечатлением.
И потому призывный фальцет продавца произведений массовой культуры слышен был от самых ворот:
— Граждане новоселы!
Постоянными посетителями рынка стали новоселы нового микрорайона имени Космонавтов, который мало-помалу рос и заселялся радостными семьями в отдельные квартиры с кухнями, оборудованными газовыми плитами.
— Граждане новоселы! Внедряйте культурку! Вешайте коврики на сухую штукатурку!
Полюбопытствуем и мы, чем сегодня шла торговля у обладателя фальцета.
Невысокого росточка, щупленький, как однодневный цыпленок из пригородного инкубатора, спрятавшийся от холода в большую собачью доху, человечек весьма неопределенного возраста стоял за прилавком одного из рыночных рядов и предлагал вниманию приценивающейся публики образцы своего искусства.