Операция "Золотой Будда". Книга третья
Шрифт:
— Так что подумайте, — продолжал Олег, — я вас не тороплю. У вас есть еще сутки.
— Я подумаю, — процедил сквозь зубы «зеленый берет», после чего поднялся и небрежно кинул на столешницу две купюры по тысяче песо. МакДуглас уже собирался выйти из ресторана, когда Умелов окрикнул его.
— Я вам не сказал главного.
Американец остановился и, бросив взгляд на Олега, вернулся к столу. Умелов знаком показал ему, чтобы тот снова присел. Чарльз опустился на свой стул. Перегнувшись через стол, Олег почти шепотом произнес фразу, от которой у МакДугласа заколотилось сердце.
— Японец не соврал.
После этих слов Умелов встал из-за стола и на прощание легонько похлопал по плечу своего ошарашенного оппонента. На выходе из зала Олег услышал за спиной голос МакДугласа:
— Официант! Еще виски.
Сэмюэль Хьюстон ждал МакДугласа в служебной квартире. Прошло уже три часа, как «зеленый берет» ушел на встречу с русским журналистом. Сэм нервно поглядывал на часы, размышляя, что могло там происходить. Условный стук в дверь прервал размышление специального агента.
На пороге стоял нетрезвый МакДуглас. Пропустив своего подопечного в квартиру, Сэм на всякий случай выглянул в коридор. Удостоверившись, что за Чарльзом нет хвоста, он закрыл дверь на два оборота замка.
— Ну, как прошла встреча?
— Нормально, — выдохнул МакДуглас.
Комната сразу же наполнилась винными парами.
— Зачем же так напиваться? — поморщился Сэм. — Давайте ваш диктофон.
Чарльз беспрекословно расстегнул рубашку. На его обнаженном торсе с помощью лейкопластыря был закреплен микрофон, а сам диктофон был спрятан на поясе брюк.
Сняв с МакДугласа записывающую аппаратуру, Сэм отправил «зеленого берета» в спальню, а сам принялся внимательно прослушивать запись.
Через час он снял наушники и удовлетворенно потянулся. Из спальни доносился храп его подопечного. Теперь Сэму стало многое понятно. Во-первых, МакДуглас действительно не все рассказал ему. Он скрыл, что имеет диктофонную запись, на которой записано, как Дэн Фаррел расспрашивает старого японца о золоте. Во-вторых, русскому журналисту уже известно, что такая запись существует, и он хочет ее заполучить. В-третьих, Умелов откуда-то узнал о спрятанном на Курильских островах золоте. А это значит, что о японских ценностях уже может знать и русская контрразведка. Если это так и русский журналист действительно связан с ФСБ, то зачем он рассказал о золоте МакДугласу?
Сэм откинулся на спинку стула и, закрыв глаза, потер виски. Он попытался вспомнить все, даже самые незначительные, нюансы из той информации о русском журналисте, которую он получил в штаб-квартире в Лэнгли две недели назад.
Тогда ему стало известно, что ЦРУ сумело завербовать Умелова в Германии прошлой весной. Он также узнал, что после удачной вербовки русского журналиста специально внедрили в научную экспедицию, где ему была отведена роль отвлекающей фигуры в секретной операции ЦРУ на Курильском острове Онекотане. Но когда операция вступила в завершающую стадию, Умелова задержали российские пограничники. А это могло означать только то, что, скорее всего, журналиста уже расколи на Лубянке и сейчас Умелов вполне мог работать на российские спецслужбы. Именно поэтому всем агентам ЦРУ, участвовавшим в многоходовой операции под кодовым названием «Золотая лилия», предписывалось
Но то, что Умелов сегодня сам рассказал МакДугласу о золоте, явно было неспроста. Тут могло быть только два варианта. Либо это была хорошо продуманная акция российской контрразведки, либо русский журналист проявил личную инициативу, поскольку мог иметь какой-то интерес в этом вопросе.
«А в этом что-то есть, — размышлял Хьюстон, — сейчас он женат на гражданке США. Рождество провел в Америке. А вдруг ему у нас понравилось и он готовит себе фундамент для безбедной жизни?»
Прислушавшись к храпу МакДугласа, он подумал, что завтра нужно будет вытрясти из этого искателя сокровищ кассету с записью. И если на ней будет только то, о чем ЦРУ уже и так известно, то ее можно использовать как разменную монету в их большой игре.
Встав из-за стола, Сэм решил пойти прогуляться по вечернему Багио.
Глава шестая
Два черных «Ниссана» остановились около огромного лауана, растущего прямо у обочины горной дороги. Из первой машины вышел филиппинец и показал рукой на могучий ствол лесного великана.
— Здесь, — уверенно произнес он.
Из машин высыпали восемь японцев и сразу же начали выгружать из багажных отделений провизию, москитные сетки и спальные мешки. Водрузив на себя всю эту поклажу, мужчины углубились в джунгли вслед за местным проводником Мигелем Родригесом.
То, что считалось лесной тропой, представляло собой просвет между деревьями, опутанный свежими побегами ротанга. Для того чтобы пробиться вглубь джунглей, мужчинам постоянно приходилось работать боло, рубя им непослушные ветви и колючки, которые норовили разодрать в клочья одежду непрошеных гостей.
Впереди всех шел Родригес, ловко орудуя большим филиппинским клинком. После него оставалась заметно очищенная тропа. Следом за ним шел Риохиро, осторожно ступая по пестрой подстилке из жухлых листьев и хвои. За ним шаг в шаг двигались его подручные. Родригес невольно улыбался, время от времени поглядывая, как осторожно ступал самый главный японец.
Заросшая тропа, ведущая сквозь джунгли, стала вдруг шире. Вместо огромных лауанов и частокола бамбука появились стволы сосен, которые росли реже. Проводник вышел на ровное место к большому камню, покрытому ярко-бурым мхом, и поднял руку. Здесь можно было немного передохнуть. Видя, как Риохиро снова посмотрел себе под ноги, Родригес улыбнулся.
— Сеньор боится змей? — добродушно спросил японца филиппинец.
— Я никого не боюсь, — хмуро ответил тот, — но я всегда должен быть готовым к опасности.
Родригес расплылся в улыбке.
— В джунглях вам ничего не грозит. Змеи сами боятся человека и убегают, как только услышат его шаги. Уж если и следует сейчас чего-то опасаться, так это только басил. Но пока мы шли, я не заметил ни одной нити.
— А что это за басил? — поинтересовался японец.
— Это такая пушистая гусеница. Она как раз в это время появляется в джунглях.
— И чем она опасна?
— О-о! Если она попадет на открытый участок кожи человека, то у того начинается нестерпимый зуд. Можно даже кожу содрать до костей.