Оперативная пауза
Шрифт:
По мнению авторов операции типа СВО и КТО – это не свойственные для нашей армии формы её применения.
Разумеется, найдутся те, кто обоснует такую форму использования Вооруженных сил словами из «общеполитической тематики». Не сомневаемся. Сложнее раскрыть её суть вплоть до конкретных боевых руководящих документов.
Поэтому вопрос о том, кто реально осуществлял общее руководство КТО в первую и вторую чеченскую компанию, так и не был тогда решён. На бумаге было, например, ФСБ, а реально – воинское должностное лицо Вооруженных
Политические руководители, как люди гражданские, не придают значения этой проблеме. Они не понимают, насколько такой фактор влияет на весь процесс планирования и применения Вооруженных сил, допускают возможность так называемых межведомственных «компромиссов».
Наука определяет компромисс, как взаимную договоренность конфликтующих сторон, которая опирается на обоюдные уступки и стремление спор разрешить.
Не хотим быть занудными, но всё-таки, обратим внимание читателей на две составляющие компромисса:
– конфликт уже есть;
– предполагается желание сторон разрешить спор – иначе никак.
Скажем прямо, что желание разрешить спор (взять ответственность) у смежных ведомств не всегда есть. Поскольку, например, за своевременную готовность единого плана операции отвечает Генштаб, то часто формальную ответственность вынуждены брать на себя военные – так как не получается получить согласие (согласование, визу) смежного ведомства, а арбитраж как таковой полностью отсутствует.
Почему отсутствует арбитраж?
Переходим в политическую плоскость. Постараемся сделать это аккуратно и никого не обидеть.
Согласовать с соседним ведомством что-то, за что они не хотят нести формальную ответственность, возможно только на политическом уровне. Поэтому здесь всегда на передний край выходит Министр обороны.
Только Министр обороны может вынести разногласия между двумя очень сильными ведомствами выше, в случае, если коллега из соседнего ведомства не согласен с чем-то.
Полагаем, после окончания СВО, а она обязательно когда-то закончится, вопрос о том «Почему наша армия не смогла разгромить ВСУ?» встанет в полный рост и перейдёт в практическую плоскость.
Здесь будет очень сильное окно возможностей для должностных лиц Генштаба и даже некоторых командующих войсками округов раскрыть тему «разгрома» и все её составляющие.
Надеемся на это. В противном случае возникает риск того, что новые реформаторы в содружестве с коллегами из других ведомств сумеют «сгладить острые углы», сформулируют что-то очень округлое и, тем самым, узаконят такую форму как «Специальная военная операция» или придумают что-то «креативное», типа: «Специальная военная операция Вооружённых сил».
А в чём тут практический смысл или, как говорят в науке, актуальность?
Пусть уважаемый читатель задастся вопросом, кто руководил (командовал) Специальной военной операцией, например, 22 февраля 2022
Американские военные эксперты считают, что с апреля 2022 года Командующим объединенной группировкой войск (сил) в районе проведения специальной военной операции был генерал армии Александр Дворников, командующий войсками Южного военного округа.
С 8 октября 2022 года Командующим объединенной группировкой войск (сил) в районе проведения специальной военной операции назначен генерал армии Сергей Суровикин, Главнокомандующий воздушно-космическими силами Российской Федерации.
С 11 января 2023 года Командующим объединенной группировкой войск (сил) в районе проведения специальной военной операции назначен генерал армии Валерий Герасимов, начальник Генерального штаба ВС РФ.
То есть все удовлетворились тем, что установлены воинские должностные лица Вооруженных сил, которые являлись «Командующими объединенной группировкой войск (сил)».
А кто руководил и руководит Специальной военной операцией?
А кто был Командующим с 24 февраля 2022 до апреля (или мая) 2022 года?
Кто руководил специальной частью Специальной военной операции?
В чьём замысле действовала наша армейская группировка войск (сил)?
Мы не знаем.
Поэтому и не знаем.
Даём нашим уважаемым читателям возможность подумать и сделать выводы самостоятельно.
Отсюда и более конкретные вопросы возникнут. Например, какую задачу выполняли войска под Киевом в первых числах марта? Кто принимал в тот период решения? Кто формулировал задачи Генеральному штабу? Они в тот период вообще формулировались? Или, как говорят, «просто по факту» вся СВО перешла в полную и безраздельную ответственность Генштаба и всех наших армейских командиров, вплоть до командира отделения (танка, орудия).
Несмотря на известное общее отношение к бывшему в то время Министру обороны С. Шойгу уверены, что не он руководил Специальной военной операцией в своё время.
Но Генштаб, в отличие от многих ведомств и начальников и даже министра обороны, не может просто сидеть и помалкивать. Боевое управление – это непрерывный процесс.
Вот так военная теория. Неопределенность понятия «Специальная военная операция» непосредственно влияет в конечном итоге на слово «разгром» и ответ на вопрос «Почему?»
Одновременно мы подошли к проблеме под названием «Должность «Министр обороны Российской Федерации».
Министр обороны Российской Федерации
Государственный оборонный заказ
Мы все знаем, что доход государства формируют наши налоговики и таможенники.
Также всем известно, что главные расходы государства – это военные расходы, то есть расходы федерального органа исполнительной власти в области обороны (министерство обороны).