ОПГ «Деревня» 4
Шрифт:
За возраст, пестроту национального состава (в отряде было восемь башкир, из Азатовских и айле, грамоту в школе одолевших, но не прельстившихся дальнейшим обучением, впрочем — вся молодежь в подразделении была такая) и не родовитость — за глаза бойцов прозвали янычарами. Жили они тут же, в Гатчине, по увеселительным заведениям не кутили, родственников, проживающих в доступности — не имели. Распорядок дня, где восемь часов отводилось на рабочую смену по охране августейшей тушки, а остальное время посвящалось тренировкам и сну — в разы усложнял попытки найти к ним подход со стороны.
Весь
Ничем не выделялся среди таких же парней в хаки и молодой десятник Фанис, хотя Фанисом он оставался лишь для своих друзей и одноклассников: Рашида, Петьки и Мани, сейчас его всё чаще называли Фанис Расулович. Весной, когда их всем скопом отправили на исправление в завод — поначалу вздрогнул, от физических нагрузок. Потом посмотрел, как подсмеиваются над ними пантелеевские выкормыши, стиснул зубы и неожиданно для себя самого — втянулся в тренировки. Да так, что после закончившейся исправительной командировки остался в заводе, после делового разговора с отцом. Но не в новом доме, который Расулу отстроили в Сатке и куда он перевез семью с женой, а при казарме.
Расул тогда вздохнул с облегчением — хулиганистый старший сын неожиданно повзрослел, а что до его интереса к военной карьере, так нормальная жизненная школа для мужчины. Сам два года в рядах российской армии сапоги топтал и только на пользу пошло. Наконец то пятнадцатилетний сын взялся за голову, что не могло не радовать. А когда Фаниса назвали одним из лучших среди казачат и отобрали для поездки в столицу, в охрану императора — не скрывал гордости. Заголосившую жену унял парой фраз:
— Чо ты исполняешь? Не будет же он за твою юбку держаться до старости! Радуйся, что сын призвание нашел, а то ведь колония по нему плакала в перспективе, никакого слада не было!
— Куда он поедет, дурья твоя голова?! В какую такую столицу, тут же средневековье! — Обычно спокойная и покладистая супруга от новости, что сын чуть ли не на войну уезжает, словно взбеленилась. — Сам чуть ли не живешь на заводе своем, даже ешь в столовой, мог бы кровиночку и к себе пристроить!
— Я щас тебя пристрою, в заводскую столовую! Декретный отпуск догуляешь, Равиля в ясли, сама на работу!
Самому Фанису было невдомек о баталии, развернувшейся в семье, после коварства Мани, дружившей с ними все детство и тут сделавшая такой финт, выбрав Ермолова — ничто его дома не держало. А после её объяснений, почему она предпочла офицера им, понял — пора взрослеть. Жалованное отцу дворянство на него не распространялось, так как было личным. Да и не лежала душа у Фаниса пользоваться чужими заслугами, с детства отец привил правильное понимание жизни. Фанис и в кузне с ним частенько занимался, и в гараже пропадал после уроков, руки росли откуда надо, но
А тут словно звезды сошлись — и у казаков понравилось, и с пацанами сдружился (не без выяснения отношений и иерархии поначалу). И старый батин дембельский альбом, с отделанными фольгой уголками, который он любил рассматривать с детства — заиграл новыми красками и смыслами. А Манино грядущее замужество — подтолкнуло к окончательному решению.
Чуть меньше месяца заняло путешествие с Южного Урала в Санкт-Петербург, для привыкшего к интенсивным тренировкам и физическим нагрузкам Фаниса дорога показалась увеселительной прогулкой. Ну и новизна впечатлений — словно в исторический фильм попал. Однако подростковая психика очень пластична и вскоре всё окружающее стало восприниматься как должное, словно родился здесь, в эту эпоху…
По вечерам, на ночевках, уставшие бойцы, наевшись приготовленной в полевой кухне каши с мясом, не разделяясь на казаков и гатчинцев, вместе пели:
'Зачем ты это сделала, надела платье белое,
Кольцо на руку нежную, на голову фату.
А может, ты забыла, как мне ты говорила,
Как часто говорила, что я тебя люблю.
Сбивая чёрным сапогом с травы прозрачную росу,
Наш караул идёт тропой, и каждый к своему посту.
И каждый думает о том, что дома ждут, что дома пишут, —
Любимый, милый, дорогой, — тебя я жду, тебя я слышу.
Когда шинель снимая с усталых плеч, снимая,
О милых вспоминая, они ложатся спать,
И снятся им родные леса, поля густые,
И девушки, которые их обещали ждать…'
Фанис при этом вспоминал курносую Маню — во всё остальное время воспоминания о бывшей однокласснице старательно гнал прочь, руководствуясь принципом — с глаз долой, из сердца вон. И если днём, за хлопотами и дорогой это удавалось, то по вечерам, да с такими песнями — образ Мани неизменно всплывал в памяти.
О том, что Фанис из будущего, знал только их отряд, остальным это было ни к чему. А через неделю пути Фанис столкнулся с бывшим депутатом, взятым императором, как он и грозился — для обслуживания оргтехники. А почему столкнулись только спустя неделю — Никита и здесь проявил чудеса изворотливости и приспособился к обозу, чтоб не топать своим ходом. А пусть и в относительном, но комфорте — трястись в повозке. Аргументировал это тем, что как специалист по компьютерам — должен день и ночь находиться поблизости от механизмов, чай не своевольничает, а самим самодержцем приставлен! И ведь не врал, через день по указанию Павла Петровича разжигали генератор, подключали к нему ноутбук и ближайшее окружение коротало вечер за просмотром достояния потомков.