Ophiocordyceps unilateralis

Жо Сергей

Писатель отошел в сторону. Легкая дрожь пробежала по лицу, казалось, кожа побледнела, а волосы встали дыбом. Он припомнил те пару случаев, когда испытывал нечто подобное. Такой же выброс гнева, бурление адреналина в крови, тремор рук. Стало даже немного стыдно за такую реакцию организма. Но что поделать: он - не герой, а герой - не он.

– Доброе утро, - сладко потянувшись, прошептала одна из девушек на кушетке.- Белка, вставай.

Она аккуратно похлопала подружку по плечу, а, не заметив в ответ должной реакции, ехидно с улыбкой на миловидном личике ущипнула соню за попу. Последнее подействовало прекрасно, и подружка встрепенулась, словно вырвавшись из сладкого плена Морфея. Они еще несколько мгновений лежали и улыбались друг дружке, как наивные школьницы на утро после выпускного, очнувшись в чужой кровати, скажем... своего учителя или даже директора. То есть с небольшой каплей

сожаления, интереса, а, может, и желания. Хотя, конечно, наивные школьницы в такой ситуации не оказались бы. Да, и существовали ли они... человек, имеющий гаджет с выходом в интернет, расставался со своей наивностью, как и с девственностью, при первом же удачном подключении к сети. А, девушкам было весело. Улыбки они заменили легким смехом, а сонливость - легкой вальяжностью. Писатель, Патош и Бэ на мгновение замерли. Вместе и как-то синхронно. Писатель надеялся, что эти две особы прольют свет на его местонахождение, надежды Патоша и Бэ были куда более весомые.

– Ты что-нибудь помнишь?- поинтересовалась Белка у той, которая ее так назвала.

– Да,- та по-прежнему улыбалась,- ничего, но ведь это тоже кое-что.

– Еще держит?- засмеялась Белка.- Я помню кучу бодряков.

– Вот почему так хочется пить,- облизала сухие губы подруга.

– Мне тоже,- согласилась, а задумавшись, еще и добавила Белка.- И секса.

Снова засмеялись, и обе, как по команде, приподнялись с кушетки. Словно в поисках того, кто или что сможет воплотить все их желания. Писатель сидел напротив за столом, Патош валялся на том же месте на полу, Бэ заботливо нависла над ним. Все напряглись. Даже воздух.

– Еще я помню Бэ и ее психа,- сменив улыбку на неулыбку, добавила Белка.

– Блин, хоть бы этот урод меня не трогал, - начала осматривать свое тело вторая девушка в поисках следов Патоша, словно, если бы он ее трогал, обязательно бы остались такие следы, как будто, это был не Патош, а химловушка.

– Сама ты, урод,- не выдержав, вслух произнес Патош.

Писатель, даже было, чуть не засмеялся, но реакция девушки заставила сдержаться. Точнее, никакой реакции не последовало. Абсолютно. И почему-то стало совершенно понятно, что для этих двух девушек в этой избушке более никого не существовало. И данный факт предстал настолько очевидным, настолько удобным, что не просто нужно было в него поверить, а даже захотелось это сделать, забыв о всей рациональности и твердости своих умозаключений и прежних рассуждений. Но писатель стал отгонять подобные мысли прочь, как всякий нашедший клад, оставляет мысли о добровольной сдаче его государству в обмен на малую долю и спокойный сон. И сном он снова принялся объяснять для себя все происходящее вокруг. А Патош, тем временем, кажется, забыл о зудящей челюсти, на радостях вскочил на ноги и метнулся к кушетке. Замер в позе уязвленного пингвина и принялся наблюдать. Бэ задумалась о своем. А свое укладываться у нее в голове, по-видимому, не очень хотело, потому она ерзала по полу, пока спиной не уперлась в стену. Подопытные девушки спокойно сползли на пол, потянулись к дощатому потолку, с которого местами свисала паутина, а, зацепив ее рукой, противно поморщились. Очень синхронно. И очень обе.

– Где мы, ты хоть знаешь?- обратилась та, что была брюнетка, к Белке, значит, блондинке.

– В избушке у бабушки. Скоро придет серый волк - трусами щелк,- подтянула на себе трусики Белка и подняла с пола, валявшиеся здесь же, джинсы.

– Очень смешно,- начала поиски своих манаток брюнетка,- лучше, скажи, как выбираться будем?

– Такси закажем. Только куда и как?
– недвусмысленно намекнула блондинка, что телефона у нее нет.

Они снова принялись осматривать обстановку вокруг, в надежде отыскать средства связи с внешним миром. Так же усердно и внимательно, как Патош, Бэ и писатель наблюдали за ними. Первый заходился от смеха, но боялся создать лишний шум, перейдя на истеричный хохот, а потому словно проглатывал его, лишь чрезмерно раздувая щеки. Он стоял буквально в метре от блондинки, водил у нее перед глазами руками, корчил рожи и свои кривые пальцы в общедоступные неприличные символы, и было заметно, как все это доставляло ему огромное удовольствие. Вторая сидела все там же, у стены, вела себя спокойно, но довольно, словно мама, ребенок которой получил пятерку по контрольной. Третий пытался проснуться или раствориться. Никак не мог определиться. Для того, кто спит, он прекрасно все ощущал и более того, рассуждал настолько трезво, что подобные объяснения даже самому себе казались фальшивыми. Он словно блефовал сам с собой и единственное, что приходило на ум в качестве причины, так это - передоз. У него или у этих девушек. Он тронулся, они

ослепли. В общем, все это походило на спектакль или киносеанс. Актеры, зрители, декорации, осталось дождаться титров и вернуться домой, приготовить ужин. От всех мыслей отвлекла Белка. Она подошла к столу, уперлась в него бедром и оказалась на ширине ладони от писателя. Он ощутил сладкие нотки ее духов, мускус или ваниль, еще бы разбираться в ароматах, а не просто знать два этих слова... Хотя какие духи, к черту! Писателю стало страшно. Вдруг все представилось, как встреча с призраком, только было не понятно, кто из них кто. Все когда-либо услышанное, увиденное или прочитанное о призраках, привидениях, полтергейсте пролетело перед глазами одной строчкой, правда, совершенно бесследно и бесполезно.

– Черт, даже воды нет, - Белка перевернула стакан и обратилась к подруге,- телефон нашла?

– Если бы,- с грустью в голосе выдохнула брюнетка,- наверное, они нас кинули. Сперли телефоны, деньги, украшения и свалили.

– У тебя, что были деньги и украшения?- улыбнулась, заранее зная ответ, Белка.

– Все равно, этот псих мне сразу не понравился. И если бы не ништяки...,- не успела закончить брюнетка, как обезумевший Патош схватил ее за руку и бросил на кровать.

– Я - не псих. Поняла, сука,- выпалил он скороговоркой.

Тут все остановилось. В самом деле, все. Только Бэ неожиданно быстро стала моргать. Брюнетка на кровати, блондинка у стола - обе превратились в манекены. Живые манекены. Они замерли в своих позах, как герои фильма замирают при нажатии на паузу. Но в отличие от экранных героев, эти две девушки были живыми, теплыми, но лишенными энергии оболочками.

– Эй, - первым опомнился Патош,- что с ними?

– Они зависли,- объяснила Бэ.- Ты разорвал цепь, уничтожил алгоритм, взломал код, я не знаю, как это назвать, но это случилось.

– Так, мы - тоже вирусы,- Патош произнес эту фразу, как нечто величественное, пригодное для девиза все жизни.

Писатель оставался на месте. Белка нависла над ним, как грозовая туча, готовая вот-вот взорваться ужасной непогодой. Он по-прежнему чувствовал аромат ее тела, даже, казалось, пульсацию вен и стук сердца. Хотя, затем, понял, что это его пульсация и его стук. Значит, живой.

– Старик, - обратился к нему с тем же Патош, - ты, там как? Живой. Она тебя напугала?

Он подошел к Белке сзади, подхватил ее за талию и бросил на кровать к брюнетке. Небрежно, как товар на полке. При падении девушки ударились головами, и у брюнетки из носа пошла кровь.

– Ой,- не особо сожалея, ойкнул Патош, - я случайно. Хотя, так вам и надо.

Писатель подскочил к девушке, попытался приподнять ее голову, и на руку упало несколько капель. Теплая, густая, настоящая кровь. Но пострадавшим было все равно. Ни грамма боли на лице, ни грамма эмоции, ни грамма жизни.

– Старик, если хочешь, трахни ее, - уже вовсю резвился Патош, - мы отвернемся, правда, Бэ,- он помог подруге встать и за свое хамство сразу получил пощечину.

– Не смей, - хотела еще раз добавить Бэ, но пожалела, все-таки, похоже, любила.

– Что вы с нами сделали?- писатель рухнул на пол рядом с кушеткой, обхватил голову руками, словно спасая ее от предстоящего расщепления, и едва не заплакал. Действительно, горький ком подступал, хотелось кричать, реветь, рвать жилы - только бы вернуться в то настоящее, в котором он писал, встречался с Катей, обедал в бистро, радовался первому весеннему теплу и просто жил.

– Я не знаю, как объяснить,- чувствуя его состояние, мягким нежным, почти материнским, голосом начала Бэ,- но тот мир, который все мы считали своим домом, ту жизнь, которую мы называли своей жизнью - все это вложили в нас в виде сложной кибергенетической программы и четко контролировали на протяжении многих лет. Неужели, ты никогда не думал, о том, что все заранее известно и предопределено. Ты родился, пошел в сад, затем в школу, поступил или нет, нашел работу или нет, собирал, откладывал, женился, родил детей, старался, не досыпал, радовался и плакал, купил дачу, посадил картошку, вышел на пенсию, стал рыбачить и кряхтеть у телевизора,- казалось, она могла бы продолжать бесконечно, но вмешался Патош.

– Практически, у всех все одинаково. Все мы изнемогает от различных, но типичных желаний и делаем то, что от нас ожидают и хотят.

– Культ денег, славы и похоти порождает войны, насилие и смерть, а это, в свою очередь, лучшие механизмы сдерживания и контроля, - добавила Бэ.- Может, даже иначе и нельзя, но человек вправе выбирать, а нас лишили такого выбора.

– Да, нет, можно иначе и нужно иначе, - заперечил ей Патош.

– В любом случае, нам мало, что известно. Необходимо встретиться с Папой Геде, - не желая бесполезных споров, резюмировала Бэ.