Опиумная война

Куанг Ребекка

— Неужели мой акцент так выделяется? — спросила она Катая.

— Становится лучше, — ответил он. — Просто постарайся больше подчеркивать окончания слов. Укороти гласные. И добавь «р» туда, где его нет. Это удобное правило.

— Р-р-р, — зарычала Рин. — И почему речь синегардцев звучит так, будто они что-то жуют?

— У кого власть, тот и диктует правила, — сказал Катай. — Если бы столицу построили в Тикани, наверняка все сходили бы с ума по темной коже.

В последующие дни Нэчжа не перемолвился с ней ни словом, да у него и не было в этом

необходимости. Его обожатели не теряли ни одной возможности, чтобы поиздеваться над Рин. Нэчжа умело ими манипулировал — как только он сделал главной мишенью Рин, ему оставалось лишь спокойно наблюдать.

Маниакально привязанная к Нэчже Венка оскорбляла Рин при каждой возможности. Нян вела себя лучше — на людях она не подходила к Рин, но разговаривала с ней в спальне.

— Попробуй извиниться, — шепнула Нян как-то ночью, когда Венка уже спала.

Извиняться Рин уж точно не собиралась. Она не склонится, чтобы потрафить самолюбию Нэчжи.

— Это он предложил драться, — огрызнулась она. — Не моя вина, если он получил то, на что напрашивался.

— Это неважно, — сказала Нян. — Попроси прощения, и он о тебе забудет. Нэчжа любит, когда его уважают.

— За что? — спросила Рин. — Он не сделал ничего, чтобы заслужить мое уважение. Ведет себя высокомерно, как будто раз он из Синегарда, то какой-то особенный.

— Извинения не помогут, — вмешалась Венка, которая, как оказалось, не спала. — И то, что мы из Синегарда, и правда делает нас особенными. Мы с Нэчжой, — Венка всегда подчеркивала это «мы», — готовились к поступлению в академию с тех пор, как научились ходить. Это наша судьба. А ты кто такая? Никто. Просто бродяжка с юга. Тебе здесь не место.

Рин приподнялась на кровати, вспыхнув от гнева.

— Я сдала тот же экзамен, что и ты, Венка. И имею право здесь находиться.

— Ты просто заполняешь квоту, — отозвалась Венка. — Похоже, кэцзюй не для всех одинаков.

Как бы ни раздражала ее Венка, у Рин просто не было времени обращать на нее внимание. Через несколько дней они прекратили переругиваться, но лишь потому, что были слишком утомлены даже для разговоров. Когда закончилась неделя тренировок, они едва таскали ноги, так болели все мышцы. Без единого слова они стянули одежду и рухнули на койки.

И почти тут же проснулись от стука в дверь.

— Вставайте, — сказал Рабан, когда Рин открыла дверь.

— Что за…

Рабан посмотрел ей через плечо на Венку и Нян, которые что-то невнятно бормотали с кроватей.

— И вы тоже. Шевелитесь.

— В чем дело? — сердито пробормотала Рин, потирая глаза. — Через шесть часов нам уже надо подметать полы.

— Просто идемте.

Не переставая ворчать, девочки натянули рубахи и вышли наружу, где уже собрались мальчики.

— Если это очередное издевательство над первогодками, могу я уже вернуться в постель? — спросил Катай. — Считайте, что меня уже унизили, и дайте поспать.

— Заткнись. Пошли за мной.

Без дальнейших объяснений Рабан направился к лесу.

Чтобы успеть за ним, пришлось

бежать вприпрыжку. Поначалу Рин решила, что он ведет их вглубь леса на склоне горы, но он просто срезал дорогу, и через минуту они оказались перед главным тренировочным залом. Внутри горел свет и слышались голоса.

— Еще один урок? — спросил Катай. — Великая черепаха! Объявляю забастовку.

— Это не урок. — Почему-то в голосе Рабана звучало воодушевление. — Входите.

Несмотря на шум голосов, в зале оказалось пусто. Студенты столпились в недоумении, пока Рабан не позвал их за собой по лестнице в подвал. В центре сгрудились кадеты. Их внимание явно привлекло что-то чрезвычайно интересное. Рин вытянула шею, чтобы выглянуть поверх голов кадетов, но не увидела ничего, кроме спин.

— Пропустите первокурсников! — выкрикнул Рабан и повел их сквозь плотную толпу.

Энергично работая локтями, Рабан проторил им путь среди кадетов.

В центре были вырыты две глубокие ямы, каждая три метра диаметром и два глубиной. Ямы находились вплотную друг к другу и были ограждены металлическим забором высотой по пояс, чтобы зрители не свалились. Одна яма была пуста. В центре второй стоял наставник Соннен, сложив руки на широкой груди.

— Судит всегда Соннен, — сказал Рабан. — Он вытаскивает короткую соломинку, потому что самый молодой.

— Что судит? — спросил Катай.

Рабан широко улыбнулся.

Дверь в подвал открылась. Вошли новые кадеты, переполнив и без того забитую комнату до краев. Из-за напирающей толпы первокурсники оказались в опасной близости к краю ям. Рин вцепилась в заборчик, чтобы не упасть.

— Что происходит? — спросил Катай у кадетов, стоящих ближе к рингам.

В комнате было столько людей, что кадеты в задних рядах забрались на стулья.

— Сегодня выходит Алтан, — объяснил Рабан. — Никто не хочет пропустить Алтана.

Рин, наверное, уже в двадцатый раз за неделю услышала это имя. Похоже, вся академия сходила по нему с ума. Студент пятого курса Алтан Тренсин побил все рекорды школы и был любимым учеником каждого наставника, исключением из каждого правила. А у их курса стал темой для расхожих шуток.

Можешь помочиться через стену в город? Алтан может.

Высокий и гибкий человек спрыгнул на ринг наставника Соннена, не потрудившись воспользоваться веревочной лестницей. Пока вниз спускался его оппонент, Алтан вытянул руки за спиной и задрал голову к потолку. В глазах отразился свет ламп.

Глаза были алыми.

— Великая черепаха! — сказал Катай. — Да он же со Спира.

Рин посмотрела пристальнее. Катай был прав, Алтан не был похож на никанца. Его кожа была темнее, чем у остальных, даже чем у Рин. Но если из-за загорелой кожи Рин выглядела грубой и неэлегантной, то Алтану смуглость придавала королевский облик. Его волосы были цвета жидких чернил, скорее фиолетовые, чем черные. Узкое лицо без выражения и потрясающе красивое. И глаза — алые, пылающе красные.

— Я думала, все спирцы погибли, — сказала Рин.