Оплачено сполна
Шрифт:
«Да, я не тот светлый образ бессмертного старца, что люди обо мне сложили. Я такой же, как ты, как многие, - печально прозвучала мысль Дамблдора.
– Мне нужно милосердие, Гарри, и я не могу доверить это кому-то еще».
– Должен ли я обещать?
– дрожащим голосом переспросил Поттер.
«Все вы уходите, все бросаете меня одного наедине с тем чудовищем, которым я стал, и я не могу вас удержать…»
– Хуже, - кивнул директор тяжело.
– Я прошу тебя
– Хорошо, - скрипнул зубами Гарри, - раз это так важно - бросить меня одного, - я дам Обет.
Что ж, раз они все хотят, чтобы он был зверем, чтобы он окостенел и замерз окончательно, чтобы был нелюдем…Эгоистично до ужаса, но он не мог сказать иначе. Дамблдор не стал его упрекать, но взгляд его голубых глаз все знал и так.
Юноша протянул руку к почерневшей ладони директора и четко произнес то, что слышал от старика, будто читая по книге:
– Я, Гарри Джеймс Поттер, даю Нерушимую Клятву убить вас, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, с помощью Avada Kedavra, когда вы этого попросите. Обет может быть снят только с вашего согласия.
Свечение охватило их руки и само собой завязалось золотистым нерушимым узлом, после чего растаяло в воздухе.
Дамблдор улыбнулся и вздохнул, откинувшись в кресле.
Гарри никогда не видел у него такой блаженной и человеческой улыбки.
В ту самую минуту в Министерстве Магии Британии был убит Министр Скримджер и осуществлен государственный переворот. Вести дошли до Хогварста слишком поздно.
Хогвартс еще спал спокойно.
***
– Что мы ищем?
– Гарри попытался прийти в себя и проявить хоть немного любопытства к одной из многочисленных, разных и совершенно похожих опушек Запретного Леса.
– Вещь, принадлежавшую Ровене Рэйвенкло, вероятнее всего, - очень светски отозвался Дамблдор, внимательно оглядывая деревья, будто на обыкновенной прогулке.
– Хогвартс - потому что он много значил для него?
– Полагаю, не настолько, чтобы разместить хоркрукс непосредственно в нем, - нахмурился директор, проводя рукой по стволу самого старого дуба на полянке.
– А что произошло здесь?
– Здесь я когда-то обнаружил его с девушкой, - на лице Дамблдора появилась хитрая улыбка.
– Я был несколько… обескуражен, поскольку застал их в весьма неподходящий момент. Я люблю размышлять в одиночестве и тогда тоже любил. Это и сыграло со мной злую шутку.
– Он умел любить?
– грустно усмехнулся Гарри, тоже рассматривая ствол дуба.
– Я не знаю, - отозвался тот.
– Может быть, и нет. Но мне кажется, его взгляд тогда был очень светлым.
– И вы решили, что это место имеет для него значение?
– удивился юноша; такой довод казался глупым и наивным - особенно по отношению к Волдеморту.
Дамблдор, прекрасно слыша это разочарование, печально улыбнулся.
– Я надеялся, что ты уже испытал что-то подобное… что ж, у всех
При ближайшем рассмотрении дупло оказалось совсем неглубоким и образовалось оно явно потому, что кто-то выжег там особым заклинанием инициалы, мешая дереву зарастить обожженный участок корой.
– «Лорд Волдеморт и его Леди»?
– прочитал Гарри, с возросшим удивлением понявший, что что-то тянет его, как тогда, в приюте.
– Он что-то подарил той девушке?
– Подарил, а позже превратил в хоркрукс, но оставил в знак своих чувств здесь. Кем бы ни был Том, совсем чуждым любви он не был.
– Оставил кусок души навсегда в памятном месте… - пробормотал Поттер, чувствуя усиливающееся напряжение, идущее от корней дерева.
– И тем лишил себя этого чувства навсегда, - весомо добавил директор.
– Ты чувствуешь его?
– Он… где-то под корнями, по-моему, - признался Гарри.
– Ты готов его уничтожить?
– Постараюсь, - кивнул он, сжимая меч Гриффиндора - оружие, которое все еще ложилось к нему в руку, несмотря на то, что уже не должно было ему принадлежать.
– Учти, мой мальчик, здесь заключены боль от любви и тяжесть расставания, они намного тяжелее, чем ненависть и одиночество, оставленные в приюте, - предостерег его директор.
Поттер просто кивнул. Дамблдор подошел к дереву и, достав из складок мантии маленький стилет, взрезал ладонь, бормоча заклинания. Некоторое время ничего не происходило, а потом…
Кровь на корнях дерева исчезла за считанные мгновенья, будто впитанная губкой; корни тяжело зашевелились, с усилием вытягивая себя из промерзшей земли. Их толстые щупальца в считанные минуты змеями свились в шар, с которого крошилась земля. Внутри что-то светилось. Гарри, чувствуя болезненно-приятную неистребимую тягу, протянул руку.
– Не стоит!
– предостерег его директор; и вовремя - шар-клетка в мгновение ока ощетинился острыми длинными клыками-колючками, с которых капал темный древесный сок.
– Хоркруксы отравляют вокруг себя все. Сок дерева стал ядовитым; летом вокруг дуба растут далеко не безвредные травы, а где-то земля и вовсе не может родить.
Действительно, если приглядеться, кору дерева испещряли темные полосы, а вымерзшая трава здесь виднелась из-под снега реже.
– Откройся, - приказал Гарри, и змеиное шипение послушно выскользнуло из его рта.
Тотчас же будто карающая рука протянулась к шару: втянулись колючки, ветки прильнули к стволу и стремились спрятаться в землю. Хоркрукс принимал его за хозяина, как всегда. Но это ведь не его душа. Да и может ли владение парселтарго считаться признаком души? Вот уж вряд ли. Гарри оглянулся на Дамблдора, но тот лишь печально и загадочно улыбнулся, обозначая слово «позже». И все же Поттер поймал иную ноту в его общем спокойном фоне - беспокойство. Директор по-своему боялся хоркрукса, жалел его и презирал одновременно. Он очень хорошо помнил, как дорого обошлось ему уничтожение чаши Хаффлпафф. И все же пришел. Почему?