Оплачено сполна
Шрифт:
– Держи, - согласилась Паркинсон, подняла мяч и протянула его, не выпустив из рук.
Девчонка несмело подошла и, поколебавшись, забрала игрушку, мимолетно коснувшись пальцев Панси своими.
Ничего не случилось.
Девочка уже ушла, когда из дома вышел тот, кого Панси ждала, сама того не понимая. Высокий взъерошенный парень, кутаясь в куртку и оглядываясь, перешел через дорогу и сел рядом.
– Привет, - сказал он напряженным голосом.
– Привет, - отозвалась она.
Они помолчали.
– Ты меня спасла, - он не спрашивал.
– Я запомнил твой голос.
Она ничего не
– Зайдешь посмотреть, что осталось после вашего визита?
– спросил он довольно задиристо.
Панси вспыхнула, встретив его непримиримый взгляд и сделала то, о чем никогда после не жалела.
Взяла его за руку и аппарировала в магический Лондон.
Она не была уверена в том, что может. Но у нее получилось.
Это был ее четвертый шаг к себе самой. Самый, пожалуй, важный и большой.
То, что после Тони оказался в ее жизни и в ее постели, было только ее решением и ничьим больше.
– Заходи, - Тони подтолкнул ее к новенькой двери.
Дом выглядел лучше, но все еще нуждался в ремонте. Она знала, что ее здесь ждали; ждал сам Тони Дейн, ждали его родители, так и не узнавшие, откуда взялась эта странная девушка, на которую их сын смотрит влюбленным взглядом.
Ее собственный дом был теперь полем последней битвы, битвы, в которой она не участвовала, битвы за то, чтобы остаться домом семьи Паркинсон.
Панси уже потеряла отца и не хотела терять еще и дом, но мама была непреклонна.
Если бы она не призналась, быть бы ей сейчас в Греции с Парисом. Но Панси налила маме коньяк и самыми простыми словами рассказала все как есть. Мама плакала, но не умоляла ее прекратить. Мама сжимала ее руку и заглядывала в глаза, но не призывала больше ни к чему.
– Ты стала такой большой, моя девочка, - всхлипнула она напоследок.
– И теперь решаешь за себя сама. Может, к лучшему…
Вряд ли она в это верила, но пусть так, Панси больше не спрашивала никого. Тони позвал ее, предложив пожить у них, спрятаться, залечить раны, переждать и хоть ненадолго забыть о волшебстве. И она согласилась.
Оставалось сделать последний, пятый шаг к себе. Этот шаг обещал избавить ее от ниточек предрассудков и страхов.
Тони поднялся на крыльцо, переступил порог и протянул ей руку.
– Ты как граф Дракула, без приглашения не можешь, - рассмеялся он.
– Персефона Алиссандра Паркинсон, я приглашаю тебя быть гостьей в моем доме.
И это правда помогло.
С пятым шагом Панси обрела себя.
========== Бонус-3. Больше, чем ==========
Она всегда была не одна, сколько себя помнила: мама и папа, Парис, друзья-слизеринцы, Драко…
Но с Тони она была чем-то другим, чем-то большим, чем она сама и это простое “не одна”.
Она всегда чувствовала его возле себя и почти никогда не выпускала во сне из рук, нащупывала мерзнущими ногами, утыкалась между лопаток холодным носом. Она вдыхала запах Тони, заглядывала в его учебники и книги, хмурилась, пытаясь хоть что-то понять в физике и научной фантастике. Она складывала его разбросанные по комнате вещи, а вечерами слушала, как
Она была чем-то большим, чем Панси Паркинсон, как бы Панси Паркинсон и немножко Панси Дейн.
У каждой семьи свой ритм жизни, но Панси никогда не думала, что волшебники живут так… медленно. Магглы жили в каком-то жутком вечно вращающемся колесе, и никто не считал это странным. Миссис Аманда Дейн поднималась в семь утра просто для того, чтобы испечь оладьи или поджарить яичницу с беконом на всю семью, и с семи пятнадцати утра запахи расползались по всему дому. В семь тридцать вся семья бегала в поисках чистой одежды (Тони), в поисках вчера разобранных документов (мистер Джордж Дейн), в поисках мужа и сына (миссис Дейн). Когда каждый находил то, что ему требовалось, хаотичное движение превращалось в организованный марш до машины, где совершался утренний ритуал ворчания (“Если я только узнаю, что ты покупал эти ужасные чипсы, Тони…”) и ласкового щебетания (“Не задерживайся, дорогой, я приготовлю тебе лучший пирог с яблоками, если ты будешь дома в семь”). Сначала Панси стеснялась, но вскоре поняла, что от нее ждут, чтобы она сошла с крыльца, обняла Тони и пожелала мистеру Дейну хорошего дня.
Она стала чем-то большим, чем волшебница.
Каждого предмета требовалось касаться, и ты не думаешь об этом, если ты волшебник, потому что вот она палочка, а твои губы сами произносят заклинание, и ты даже можешь отвернуться, магия сама все сделает. В холодильнике сверкали дикими цветами неведомые продукты, они смирно ждали тебя на полках, не прыгали, не взрывались и терпеливо позволяли прочитать свой состав. Состав кружил Панси голову, никакое зелье не было таким сложным. Телевизор демонстрировал любую точку мира, рассказывал о нем то, что Панси и знать не знала. Как устроен львиный прайд, из чего строятся большие небоскребы, на той стороне планеты что-то взорвалось и политики теперь спихивают вину друг на друга. А это - фильм, и все в нем неправда, и Панси наблюдала, как завороженная, на выдуманные космические корабли, бороздящие просторы Вселенной, и понимала, что магглы смотрят дальше, много дальше волшебников, и куда как больше умеют, ведь нет таких чар, чтобы позволили выйти в открытый космос и путешествовать со сверхсветовой скоростью, но если бы были…
Этот мир не должен был быть завоеван и порабощен. Он должен процветать и развиваться дальше. Он стоит того. И она об этом позаботится.
Это раньше она была только Панси Паркинсон и ничего не могла. Теперь - может.
Может почти все.