Оплачено сполна
Шрифт:
оплачено сполна
Из тысячи дорог я выбираю эту
Би-2 «Держаться за воздух»
Гарри, прикрыв глаза, лежал на кровати Сириуса, стараясь прислушиваться к новым ощущениям. Он все еще приходил в себя после всех тех магических фокусов, которые вытворил. Новые силы так и текли в руки, все становилось легким как никогда, может быть потому, что было ненужным, мешало идти к цели. Он чувствовал себя другим человеком - сильным, грозным, способным отомстить каждому обидчику… и одновременно усталым, разбитым, отрешенным и одиноким.
А еще Гарри чувствовал себя параноиком. Он постоянно ощущал
Он вздохнул, в сотый раз пытаясь аппарировать хотя бы на несколько шагов. Не хотелось признавать, что Малфой был прав, когда говорил, что если Гарри как следует не разозлить, он абсолютное магическое ничтожество. Напрягшись, он попытался перенестись в комнату Сириуса. В голове заворочалось что-то тяжелое, и Гарри отступил, не желая это тревожить. Всякий раз, когда он пытался сотворить что-то сильнее бытовой магии, оно начинало шевелиться, вызывая тупую головную боль, а вместе с ней приходили раздражение, нежеланные мысли и воспоминания.
Он вдруг вспомнил, как после битвы в Министерстве они сидели в этом доме – последняя ночь вместе, и Гарри отправлялся к Дурслям; орденцы оставили их одних. Странно было понимать, что они, взрослые маги, впервые ничем не могут помочь. Гарри вспоминал их беспомощные и виноватые взгляды, и ясность душила его своими руками в стерильных перчатках.
Они знали, КТО вынудил детей идти в битву со взрослыми Пожирателями, бежать из Хогвартса, справляться с кентаврами, Амбридж. Они сами, взрослые глупые люди, которые так любят и лелеют свои «взрослые» секреты, не понимая, что это уже не только их тайны.
Среди них, среди бинтов и гипса, серых лиц и подавленности стояла бутылка огневиски – как извинение, как жалость, как подпись в беспомощности, как предложение залить горе, которое иначе не пережить? Свое горе, взрослое горе. И когда совсем невмоготу стало глотать горечь и молчать, заговорила заплетающимся языком Гермиона.
– Он знал, он все знал! Дамблдор! Он мог бы что-то придумать, но позволил это! Величайший светлый маг современности… - она была зла, и ярость ее набирала обороты, - Что за цели он преследует?! Как… как он может?! Как он смеет распоряжаться жизнями?! Он знал, он мог и все равно ничего не сделал!
Тогда это казалось бредом. А теперь, в опустевшем доме, на холодном ветру – имело больше смысла, чем когда-либо.
Взрослые собирались, обсуждали стратегии. Гарри казалось, что они толком не знают, что делать. Множество предложений, спотыкающихся о деньги или влияние, которого не было и быть не могло. Вскоре он заметил, что к его разочарованному взгляду присоединились еще несколько. Гермиона, поджав губы, покачала головой. Им никто не давал разрешения официально, просто однажды твердой походкой туда зашел Гарри и занял место Сириуса. За ним пришли все остальные. Их никто не посмел выгнать. Скоро стало понятно, что по факту не делается почти ничего, кроме агентурной работы и сбора новостей.
Рон опускал глаза, словно стыдился, Джинни недобро щурилась.
– Ничего не делают, - цедила она уже в который раз.
– А что они
– Он прав, - Грейнджер поднимала голову и тяжелым взглядом, так непохожим на нее, осматривала друзей.
– У нас нет широкой спонсорской помощи.
– Малфоев нет, - язвительно кидала Джинни.
– Именно так, - кивала Гермиона.
– Да и влияния в высших инстанциях Министерства – ноль. В Ордене много людей, но это – рядовые сотрудники. Высокие чиновники прогибаются, низшие – бунтуют. Всегда так, - заканчивала она.
Когда приходил Дамблдор, ситуация едва ли становилась лучше. Он подтверждал очередные плохие новости, медленную капитуляцию Испании под стерильной иголкой вмешательства Темного Ордена, планы по взятию Англии сначала блокадой окружающих стран, затем большой кровью, измором и страхом.
Гарри приглядывался к ним по-новому. К тем, кого прежде считал сильными, опытными, чьей помощи ждал и не дожидался вот уже в который раз. Что он видел? Кого он видел?
Бледную осунувшуюся Тонкс, все еще плохо себя чувствующую после «отравленного шипа». Кингсли, всегда бесшумной горой стоявшего в отдалении, сложив на груди ручищи. МакГонагалл, качавшую головой, словно она с трудом принимала все это. Гестия Джонс хмурилась, резким голосом вмешиваясь в бормотание прочих. Гарри видел Моуди, ворчавшего и предлагающего действовать пробивными методами. Артур Уизли почти все время пропадал в Министерстве, Молли суетилась и ссорилась с Моуди, Фред и Джордж не появлялись с того самого дня, как нашли Гарри у дверей магазинчика и доставили в Дом Блэков.
Особенно часто Гарри видел среди меняющегося состава собиравшихся Люпина с его извечной грустью и виной вселенского масштаба, ставшего еще более обеспокоенным и мягким, как воск, постоянно находящийся в опасной близости с печкой. Он твердил Дамблдору и остальным об оборотнях, лесных общинах, но директор откладывал это тихим, но твердым «Рано».
Гермиона твердила, что общины оборотней индифферентны к проблемам человеческого мира, так что шанс очень мал. Джинни вспоминала Грейбека и переманенных оборотней, Рон фыркал о мести людям. Однажды Гарри не выдержал, слушая это в очередной раз.
– Почему бы действительно не послать Люпина в эти лесные общины?! Они все равно должны знать новости! Теперь их боятся сильнее, чем раньше, значит, мстящие родственники убитых Грейбеком и его оборотнями могут найти их и выкосить общины под корень! – он оглядел застывшие лица друзей, из-за его молчания позабывших, что он тут.
– Если убедить их перейти на нашу сторону, люди увидят, что не все оборотни подобны Грейбеку. А если при этом пообещать им права…
– Идея есть, - кивал Рон.
– Только оборотни никого не послушают.
– Дамблдор откладывает. Почему? – напомнил Гарри.
– Потому что ждет, когда террор Грейбека станет сильнее. Тогда ВСЕМ оборотням придется туго, - твердо заключила Грейнджер.
Иногда появлялся Снейп, и тогда приходилось терпеть его колкости. Собственная наблюдательность пугала Гарри с каждым днем все больше, ее выражения могли бы кого угодно свести с ума. Стоя в столовой, он безошибочно знал, что идет Снейп. Волна холода, неприятных ощущений заставляли его собираться и встречать ненавистного профессора взглядом «Я знал, что это вы», что безмерно раздражало зельевара.