Оплата – наличными
Шрифт:
Он не блефовал. Я понял: если не подчинюсь, он раздавит меня, как раздавил бы муху, – без малейших колебаний.
Мне нечего было сказать. Он выложил карты на стол. Теперь ход за мной. Представьте только – мне и сказать было нечего! Я повернулся и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Блондинка все еще печатала. Пепи и Бенно ушли. Девушка, не останавливаясь и не поднимая головы, произнесла:
– Он просто душка, правда? А друзей у него нет, представляешь?
Ей мне тоже нечего было сказать. Я вышел – по длинному коридору вернулся к лифту. На улице, на противоположной стороне, я заметил Бенно. Я отправился
Глава 5
Следующие четверо суток Пепи и Бенно ходили за мной повсюду, ни на минуту не упуская меня из виду. Я все думал, как бы убежать из города и уехать в Майами, но вскоре обнаружил, что никак не могу это сделать. Двое головорезов прилипли ко мне, как пластырь.
Я ни с кем не обещался. И только когда Том Рош сказал, что он готов поставить на меня последнюю рубашку, я намекнул ему о том, что готовится.
– Не делай этого и ни о чем меня не спрашивай, – сказал я ему. – И вообще не ставь деньги на этот бой.
Он поглядел на меня, увидел, что я не шучу, хотел что-то сказать, но передумал. Он был не дурак и, наверное, обо всем догадался, но приставать ко мне не стал.
Я не говорил Бранту, что встречался с Петелли, но он и так все знал. Солли, как мог, избегал меня, а когда мы случайно встречались, он, кажется, нервничал, и ему совсем не нравились мои попытки набрать какую-никакую форму.
Уоллер тоже ни о чем не спрашивал, но делал все, что в его силах, чтобы помочь мне тренироваться. К вечеру третьего дня я хорошо держал удар и мое дыхание больше не сбивалось. Я видел, что и на Уоллера, и на Бранта произвели впечатление и моя скорость, и мой удар.
Петелли славно поработал, устроив мне широкую рекламу. Все местные газеты работали на него, а вереница громкоголосых парней посетила все бары в округе, выкрикивая мое имя. Такое назойливое привлечение внимания вскоре привело к тому, что ставки изменились, и к утру субботы я стал фаворитом из расчета один к четырем. Петелли, поставивший десять тысяч на Кида, должен был огрести мешок денег.
Ни он, ни один из его головорезов больше со мной не разговаривали. Кажется, маленькой беседы с Петелли в его офисе им показалось достаточно. Собственно, мне тоже. Я должен поддаться в третьем раунде, иначе мне конец, и я решил поддаться. Против таких, как Петелли, выступать очень трудно. Если я подчинюсь ему, то смогу хорошо начать в Майами, а меня волновало именно это. Таким образом, я пытался обмануть сам себя, но в глубине души я просто кипел от гнева. Я думал обо всех тех простаках, которые прозакладывали на меня последнюю рубашку. Я думал, что после субботнего вечера стану еще одним боксером-прохиндеем. Но больше всего меня злило то, что приходилось выполнять распоряжения такой крысы, как Петелли.
Утром в субботу мы с Брантом отправились в спортивный зал, чтобы взвеситься. Когда я выходил из кафе, меня приветствовала большая толпа, но я ничуть не радовался восторженным выкрикам. Я заметил Тома Роша и Сэма Уильямса и выдавил из себя улыбку, когда они помахали мне.
У весов в спортзале стоял Петелли и курил сигару. За его спиной торчал Пепи. Рядом толстый мужчина с грубыми чертами лица в светло-желтом костюме подпирал стену и ухмылялся всякому, кто смотрел на него. Оказалось, что это менеджер Майами Кида.
Я перешагнул через растяжки и вошел в одну из кабин
Я был на четыре фунта тяжелее его и на три дюйма выше.
– Что ж, – громко сказал Кид своему менеджеру. – Когда такие здоровяки падают, от них грохота больше.
Судя по раскатам смеха, толпа решила, что это самая остроумная шутка из всех, что ей когда-либо доводилось слышать.
Когда я сошел с весов, Кид, сохранявший все ту же презрительную улыбочку, подошел и взял меня за предплечье.
– Эй! – воскликнул он. – Кажется, говорили, что это боксер? Что, парень, вот это ты называешь мускулами?
– Убери руки, – сказал я и так посмотрел на него, что он поспешно отступил. – Сегодня вечером узнаешь, есть у меня мускулы или нет.
Вдруг наступила тишина, и разговоры возобновились только после того, как я ушел.
Брант бегом догнал меня и, когда я входил в кабинку, сказал мне:
– Не обижайся на него. Он известный задира.
Не надо быть ясновидящим, чтобы понять, отчего Солли встревожился. Он боялся, что Кид брякнет что-нибудь такое и я на ринге врежу ему хорошенько. Брант был недалек от истины.
– Да? – сказал я. – Я тоже.
Первая часть обещанной Брантом платы появилась после обеда. Он сам привез ее.
– Я решил, что ты будешь классно в этом выглядеть, – сказал Солли, не глядя на меня. Он снял крышку с коробки и показал мне белый полотняный костюм, шелковую кремовую рубашку, бело-зеленый галстук и белые туфли из оленьей кожи. – В таком прикиде ты всех сразишь наповал, – продолжал он, пытаясь изобразить любезность. – Примерь-ка.
– Засунь их обратно и убирайся, – ответил я.
Я лежал на кровати в маленькой комнатке, которую предоставил мне Рош. Шторы были наполовину опущены, и в помещении стоял полумрак. До выхода на ринг оставалось семь часов – семь часов, которые тянулись как тюремный срок без надежды на амнистию.
– Что с тобой? – спросил Брант, краснея. – Разве тебе не это нужно? – И бросил мне костюм.
– Уйди сам, пока я тебя не выкинул!
Когда он ушел, я закрыл глаза и попытался уснуть, но не мог не думать о Петелли. Еще я думал о тех парнях, которые поставили на меня. Я пытался убедить себя, что ничего не могу поделать, но понимал, что ввязался в это дело с открытыми глазами. Я достаточно вращался в мире бокса, чтобы понять, насколько он грязен. Потому я и бросил бокс, но первое же предложение оказалось искушением, против которого я не смог устоять. Если бы у меня не было идеи явиться в Майами на своей собственной машине с деньгами в кармане, ничего бы этого не произошло.
Допустим, я обману Петелли. Какие у меня шансы избежать пули? Петелли не блефовал. Он не может позволить мне обмануть его и уйти безнаказанным. Иначе другие боксеры не стали бы его бояться, а кроме того, он не из тех, кто легко может лишиться сорока тысяч долларов верного выигрыша.
Я попал на крючок, и знал это, и проклинал сам себя. Я лежал на кровати в полумраке и все переживал, а стрелки часов ползли и ползли. Я решал, что же мне делать, когда Рош просунул голову в дверь:
– Половина восьмого, Джонни, пора вставать и собираться. Ты в порядке?