Оползень (Сборник)
Шрифт:
— Виски с водой, пополам. Там есть отличное виски.
Да, виски действительно было отличное — «Айлейский туман». Я с почтением взял бутылку и вспомнил о Хэмише Мак Дугалле — интересно, как давно он не виделся с Клэр Трэнаван? Вслух я этого, конечно, не произнес и решил, как она советовала, помолчать.
Когда я передавал ей стакан, она спросила:
— Сколько времени ты в этих лесах?
— Около двух недель.
— Не хочешь принять горячую ванну?
— Клэр, за это я отдал
Она показала пальцем:
— Иди в ту дверь, а там — вторая дверь налево. Полотенце для тебя приготовлено.
— Могу я взять с собой виски?
— Конечно.
На ванную стоило посмотреть. Выложенная белым и синим кафелем, она была настолько большая, что здесь можно было бы проводить собрания, если б такая фантазия пришла вам в голову. Сама ванна представляла собой выемку в полу и больше напоминала плавательный бассейн. Из крана лилась горячая вода. Тут же была гора полотенец, каждое величиной с акр.
Пока я отмокал в воде, разные мысли посещали меня. Я думал о том, почему Клэр вспомнила Говарда Маттерсона, когда я заговорил о ее замужестве; о рисунках на этикетках от виски, в особенности того, с острова Айлей; об изгибе шеи Клэр Трэнаван у воротничка рубашки; о человеке, которого я никогда не видел, — Булле Маттерсоне, о том, как он выглядит, о завитке волос за ухом Клэр Трэнаван.
Ни одна из этих мыслей не получила какого-либо завершения, так что я выбрался из ванны, насухо вытерся и допил свое виски. Когда я одевался, до меня донеслись откуда-то из глубины домика — ничего себе домика! — звуки музыки, заглушившие отдаленное ворчание дизельного генератора, и, вернувшись в комнату, я застал Клэр сидящей на полу и слушающей финал Первой симфонии Сибелиуса.
Она подала мне пустой стакан и рукой показала на бар. Я налил нам по новой порции виски и тихо уселся рядом с ней. Музыка кончилась, она зябко поежилась и, глядя через окно на долину, залитую лунным светом, сказала:
— Мне всегда кажется, что эта музыка изображает вот это.
— Финские пейзажи очень напоминают Канаду, — подтвердил я. — Леса, озера.
Она приподняла бровь.
— Ого, лесной кавалер не только галантен, но и образован.
Я улыбнулся.
— У меня и диплом есть.
Она покраснела.
— Прошу прощения. Мне не следовало так говорить. С моей стороны это скверно, да?
— Да ничего, — сказал я, махнув рукой. — А почему ты построила дом здесь?
— Как тебе, наверное, сообщил твой таинственный осведомитель, я ведь выросла в этих краях. Дядя Джон и оставил мне эту землю. Я ее люблю, потому на ней и обосновалась. — Она помедлила. — Кстати, поскольку ты так хорошо информирован обо мне, ты, наверное, знаешь, что он мне, собственно,
— Да, — сказал я и решил сменить темп. — У меня есть к тебе одно замечание. Ружья и пистолеты нужно чистить почаще.
— Я сейчас ими не пользуюсь. У меня пропало желание убивать животных. Я теперь пристрастилась к фотоохоте.
— Вот такого рода? — спросил я, показывая на крупный план оскаленной пасти медведя. Она кивнула головой, и я сказал:
— Надеюсь, когда ты снимала это ружье было под рукой?
— Я была вне опасности. — Мы погрузились в молчание и долго смотрели на огонь. Потом она спросила:
— Боб, сколько тебе еще осталось работать на Маттерсона?
— Недолго. Я фактически все закончил. Остался лишь кусок Трэнаван. — Я улыбнулся. — Думаю, тут ничего не поделаешь. Владелец — с норовом.
— А потом что?
— А потом вернусь на Северо-Западные территории.
— На кого ты там работаешь?
— Ни на кого, на себя.
Я рассказал ей немного о своей работе.
— Я вел там разведку полтора года и кое-что нашел. Это позволило мне протянуть еще пять лет. Но это время было неудачным, потому я и подрядился к Маттерсону — надо обеспечить мои дальнейшие изыскания.
Она задумалась.
— Ищешь холостую жилу, тыкая пальцем в небо?
— Что-то вроде этого, — согласился я. — А ты чем занимаешься?
— Я — археолог, — сказала она неожиданно.
— Ну! — вырвалось у меня.
Она встрепенулась и посмотрела на меня.
— Я не дилетант, Боб. Я не какая-нибудь богачка, которая носится со своим хобби, пока не вышла замуж. Я работаю в этой области, почитай мои статьи.
— Да что ты так отбиваешься? Я верю тебе. Где ты ведешь свою разведку?
Она засмеялась.
— В основном на Ближнем Востоке, хотя я делала раскопки и на Крите. — Она показала на статуэтку женщины в юбке с оборками и с обнаженной грудью. — Вот это — с Крита. Правительство разрешило мне взять ее.
Я взял статуэтку в руки.
— Это Ариадна?
— Я тоже так думаю. — Она посмотрела в окно. — Каждый год я стараюсь вернуться сюда. Средиземноморье такое голое и без лесов, меня тянет в родные места.
— Я понимаю.
Мы проговорили еще долго, пока не погас огонь. О чем мы говорили, я толком не помню, просто обо всяких обычных вещах, что составляют жизнь каждого. В конце концов она сказала:
— Меня клонит в сон. Который час?
— Два часа.
Она засмеялась.
— Ничего удивительного. — Она помолчала. — Если хочешь остаться, есть лишняя кровать. Возвращаться в лагерь уже поздно. — Она строго посмотрела на меня. — Но запомни: никаких заигрываний. Будешь приставать — тут же вылетишь вон.