Опора трона
Шрифт:
Он снова посмотрел на постаменты, его взгляд задержался на гробе Екатерины.
— Императрица Екатерина Алексеевна… она погибла по дороге в Варшаву. И Речь Посполита не останется в стороне. Я, Король Станислав Август, объявляю сбор верных войск Речи Посполитой! Pospolite ruszenie! Каждый, кто еще хранит верность короне и закону, должен встать под знамена! Мы должны быть готовы! Готовы защитить свои земли, свои города, свои жизни! И готовы помочь в искоренении этого зла, что выползло из степей!
Он снова повернулся к Романусу, его взгляд стал жестким.
— Генерал, передайте всем вашим офицерам — кто верен присяге, тот наш брат по оружию против
Граф Карл Вильгельм Финк фон Финкенштейн, посланник прусского короля, удовлетворенно кивнул. План Старого Фрица начинал претворяться в жизнь. На границе с Польшей в восточной Пруссии уже стояли пять полков, набранных в прусской Польше, под командой прусских же офицеров. Теперь дело за малым — убедить короля Августа, что его ждет Смоленск и благословение Фридриха Великого. А когда Стасик в Московии увязнет, тогда последует ультиматум: или Данциг и наша поддержка, или полки возвращаются домой и выгребай, как знаешь.
В Петербурге жить стало хуже, жить стало тоскливее. Русская осень постепенно переходила в балтийскую, без солнца, но с туманами — холодные дожди сменялись мокрым снегом, который тут же таял. Город вечных депрессий, с которыми раньше помогала справляться веселая придворная жизнь — все эти балы, маскарады, потешные гуляния, фейерверки, — скатывался в безысходное отчаяние. Фешенебельная публика частью попряталась, частью навострила лыжи за границу. Чиновный люд попроще, как мог, боролся с паникой, и все равно на лицах служивых застыл один и тот же вопрос: «Господи, как же страшно жить на свете, что-то с нами будет?» Даже у дипломатов, которым профессия предписывала научиться держать покер фейс.
Я прибыл в здание коллегии иностранных дел, чтобы разобраться, что делать дальше с внешними сношениями. КИД, как просветил меня Безбородко, была самой кастовой организацией Российской империи. Случайных людей здесь отроду не водилось — исключительно сливки общества. Но и бездарей тут не жаловали. Многолетняя вотчина «первоприсутствующего в Коллегии» или ее президента Никиты Панина, для которой он тщательно подбирал сотрудников. И даже сумел привить им особый стиль, отличный от всей прочей бюрократической машины Российской империи. Как заставить себе служить этих знающих сложные протоколы, многие иностранные языки, включая азиатские, талантливых, опытных, но глубоко зашоренных людей? Почему-то меня не оставляла уверенность в том, что все мои нововведения, особенно отмена крепостного права и дворянских привилегий, будут встречены в штыки именно здесь, в доме на Исаакиевской набережной.
Мы прибыли к этому двухэтажному зданию с вычурно украшенным фасадом в сопровождении конных егерей, постепенно превращавшихся вместе с муромцами, в мою личную гвардию. Место меня удивило. У самой воды виднелись остатки стоявшего здесь ранее здания — Исаакиевской церкви. Исаакиевский же собор строился неподалеку, на привычном мне месте, но пока своими пропорциями никак не соответствовал тому величественному храму, который станет образцом для подражания американскому Капитолию (1).
У входа меня встречали начальники экспедиций — не все, ответственный за политический департамент отсутствовал. Как и почти четверть остальных чиновников — о чем мне с опаской поведал старший канцелярист. В сторонке от всей кучки начальников средней руки стоял бывший секретарь Никиты Панина Денис Иванович Фонвизин. Он не спешил включаться в общую беседу,
— Сколько у вас по штату чиновников?
— Двести тридцать, ваше величество.
Что же… Раз сходу именуют царем, работать можно.
— Окладами люди довольны?
— Коллегия претерпевает крайний недостаток в деньгах и не имеет способа всех министров удовлетворить.
Я догадался, что «министрами» называют послов и посланников при иностранных дворах. Большинство — князья да графы. Им ли сетовать на недостаточность окладов?
— Сиими средствами поддерживают они блеск и достоинство империи. Отдельных сумм на организацию посольских приемов и даже на найм драгоманов не предусмотрено. По сей причине каждый министр вынужден тратить собственные деньги в значительных объемах, смею вас заверить.
Еще несколько вопросов, и картина окончательно запуталась. Выяснилось, что подавляющее число чиновников экспедиций — выходцы из социальных низов, выслуживших личное дворянство. Переводчики, протоколисты, архивисты, шифровальщики и прочие канцелярские чины. На продвижение по карьерной лестнице им рассчитывать не приходилось — их потолок это должность столоначальника. Зато, как выразился Бакунин,«впоследствии их малолюдства принуждены работать день и ночь» и заслуживают «честного и довольного пропитания».
Ну что ж, раз заслуживают, будем покупать!
— У вас есть большой зал?
— Конечно.
— Соберите там всех сотрудников.
Зал всех желающих не вместил, многие стояли в дверях и на прилегающей лестнице. Чиновники хоть и разных рангов, но мундиры у всех наглажены, башмаки начищены, парики напудрены. Элита! Или считает себя таковой.
Я обвел всех суровым взглядом.
— Многим из вас не по нутру изменения в державе. Смиритесь! Смиритесь те, кто потерял родню. Смиритесь те, кто лишился крепостных. Вы находитесь в одном из важнейший для империи ведомств, ответственном за внешние сношения. Работа секретная, предательства не потерплю. За честный труд вознагражу. Все оклады увеличиваются вдвое.
Зал ахнул. Чиновники зашептались. На лицах появились первые улыбки.
— Кто решит остаться, должен принести присягу и знать, что с этого момента его жизнь в моих руках. Остальным — скатертью дорога! Ах, да! Самое главное. Коллегии больше нет! Министерство! И вот вам его временный руководитель — Александр Андреевич Безбородко!
Саша сдавленно вскрикнул, покраснел, рванул на шее белоснежный галстук. Бросил на меня умоляющий взгляд: мол, мы так не договаривались!
Конечно, не договаривались. Вот такой я нехороший человек и считыватель чужих мечтаний. Можно подумать, я не понял, о чем мечтает этот малорос, сын генерального писаря Запорожской Сечи, и в мыслях не допускающего, что может так взлететь.
— Не журись, Александр! Не боги горшки обжигают. Поставишь правильно все дело — станешь из временного постоянным министром. Принимайся за дело и разгребай, уговаривай, пугай… Ну, сам решишь, как тебе поступать. Вот тебе первое задание: нужно подготовить большой прием в Зимнем дворце всех послов. Добровольно или насильственно, но явку мне обеспечь. Старайся. А я к Шешковскому хочу заглянуть. Тут, по соседству. В Тайную экспедицию.
Упоминание Степана Ивановича оптимизма Безбородко не добавило. Но он сдержался.