Опоздавшая
Шрифт:
— Дай посмотреть, — сказала Белл и выхватила у нее из рук газету.
О Боже, подумала Карен, только этого еще не хватало. Но было поздно. Мерседес выпустила газету из рук. Белл пробежала глазами заметку, то хватаясь за голову, то покачивая головой.
Лиза и Стефани тоже прочитали ее, молча стоя за спиной Белл. Рот Белл сжался в гримасе неодобрения, но что в этом нового? Карен посмотрела на Стефани. Глаза девочки были расширены от удивления и возмущения. Даже посреди всего этого бардака Карен не могла не отметить, как хороша была ее племянница.
Карен вдруг задумалась. Если Лиза возьмет на себя роль дуэньи, то не смогла бы Стефани заменить Марию Лопес? Отзыв в чикагской газете был омерзителен, но фотография — просто прекрасна. Стефани могла бы демонстрировать черную коллекцию. С ее черными волосами она будет выглядеть не хуже Марии. Карен очень беспокоилась за судьбу девочки. Она рассказала Лизе, как ей пришлось выручать Стефани на приеме Норис Кливленд, но это, по-видимому, не очень беспокоило сестру. Так же как сейчас ее не беспокоит состояние Тифф. Карен не знала, права она или нет в оценке отношения Лизы к дочерям, но она сама уж точно не оставила бы сейчас Тифф дома одну и не отпустила бы Стефани на прием к Норис без надежного сопровождения.
Карен подошла к небольшой семейной группке. Мать посмотрела на нее осуждающе.
— Если спишь с собаками, то завшивеешь, — сказала Белл.
«Да, с тобой уж лучше не спать», — парировала про себя Карен, сдерживая раздражение. Она посмотрела на сестру.
— Мне надо поговорить с тобой о деле, — сказала она Лизе.
Все удалось устроить, Стефани поедет в Париж. Лиза будет выполнять при ней роль дуэньи. Дефина будет работать ночи напролет, добиваясь от девушек необходимого настроения и уверенности в себе. И наконец-то у Карен появился момент, чтобы спокойно посидеть на одном из раскладных кресел за сценой демонстрационного зала. Только теперь она заметила, что в углу комнаты, рядом с грудой сброшенной одежды, тихонько сидел Перри Сильверман.
— Как долго ты здесь? — спросила она.
— Достаточно. Теперь я знаю, чем ты занимаешься. И ты будешь утверждать, что тебе это нравится?
— Не сегодня, — вздохнула Карен.
Он что-то пил из чашки.
— Почему-то мне кажется, что в ней не кофе.
— Потому что в тебе говорит инстинкт частного детектива, — сказал Перри и протянул ей чашку. — Это мартини, приготовленный по моему рецепту: берешь вермут, добавляешь оливы…
Она отхлебнула глоток и передернулась от крепкого напитка. Вкус был ужасен.
— И ты будешь утверждать, что тебе это нравится? — спросила она, копируя его.
— Не сегодня, — улыбнулся он. — Знаешь, Карен, ты подготовила удивительное, необычное шоу. Я не имею в виду кошачью драку, я говорю о нарядах. Я не фанат моды, но в твоих моделях есть что-то скульптурное, это вид искусства…
— Мода — не искусство. По крайней мере не полностью. Это мастерство, но очень поэтическое мастерство.
—
— Спасибо. — Она помолчала. — Послушай, Перри, как ты попал сюда? Репетиция держалась в большом секрете.
— Я сказал им, что я твой любовник, — сказал Перри. — Обнародовал невысказанное желание.
— А я столько трачу на безопасность. Интересно, как много художников и конкурентов было в зале? Голова закружится, если подумать.
Она была слишком усталой, чтобы проследить за безопасностью шоу, и передоверила это Кейси и Жанет. Карен сделала еще глоток отвратительного напитка — в чашке оставалось совсем немного. Она подняла брови, как бы спрашивая разрешения допить всю чашку.
— Конечно, вперед. Все равно это моя последняя чашка. Я ненадолго покидаю Нью-Йорк, Карен. На двадцать восемь дней, чтобы быть точным. Я зашел попрощаться.
— Ты уезжаешь, чтобы поправить здоровье? — спросила она.
— Я серьезный исследователь школы Родоса в штате Миннесота, откуда я родом. Можешь считать, что штат стал мировой столицей алкоголизма. Погода там отвратительная, поэтому они должны выпить все, что не могут споить туристам, которых там нет.
Он перестал улыбаться.
— Я никогда не пил так много, только после Лотти. Полагаю, ее смерть сломила меня. Но я завязал с саможалением и самолечением.
Он помедлил, и голос его стал грустным.
— Как-то ночью я поймал себя на мысли, что если бы Лотти не умерла, то я бы не запил. — Он снова помолчал. — Возможно, я был бы выше и не так облысел. — Он попытался улыбнуться, но у него не получилось. — Я отвратителен сам себе. Я не знаю, кем стану, когда вернусь. Не знаю, где буду жить и что делать. Я не знаю, смогу ли я писать снова. Но поскольку я не пишу теперь, то это не так уж и важно. Я буду сведен к трем «С»: сокрушенный, сломленный и скучный. Но пока еще меня не оставила надежда. Правда, я не уверен, что она не оставит меня, когда я протрезвею.
Карен встала со стула и подошла к нему в тот момент, когда он тоже поднялся на ноги. Она обняла его.
— Чем я могу помочь тебе? — спросила она.
— Неплохо для начала. Может, ляжем?
— Мужики! — сказала она с поддельным ужасом. — Только и думают о сексе, когда хотят убить прошлое.
— Единственное, что я хочу убить, это самого себя, — сказал Перри тихим и мягким голосом.
Карен снова обняла его.
— Я рада, что ты решил поехать. Я люблю тебя, — сказала она.
Он оглядел свой помятый костюм.
— Пьяные художники в мягкой дешевой одежде и женщины, которые любят их… — Он вытащил ключи из кармана. — …за возрождение. Если бы не ты и Джефри, я бы и не пытался привести себя в норму.
Карен взяла ключи и ничего не сказала. Джефри, наверное, дал ему денег, не сообщив ей об этом. Конечно, она была рада, что он так поступил.
— Я тоже уеду, — сказала она, — но мы позаботимся о том, чтобы мастерская осталась за тобой до твоего возвращения.