Опознание невозможно

Пирсон Ридли

— Если бы он вышел, то забрал бы велик, так что он где-то там. А если Гарман тоже там, то кто знает, чего ожидать?

— Я отправляюсь внутрь.

— Глупости, — отрезал Болдт. Она посмотрела на него взглядом, который мог бы остановить автоколонну. — Слушай! Это же азы. Тут нельзя производить задержание. Мы должны дождаться Грамотея, заманить в сети и взять на нейтральной территории.

— Кому нужен он? — спросила Дафна. — Я говорю о мальчике. Бена мы тоже должны дожидаться? Так гласят азы? Он там — либо строит из себя героя, либо просто

боится выйти. В любом случае ради его же безопасности мы должны вытащить его. Прямо сейчас! Иначе сами напросимся на ситуацию с заложником. И тогда Филу Шосвицу ничего не удастся.

— Шосвиц тут ни при чем.

— Учитывая склад ума Джонни Гармана, нам совсем не нужны заложники, уж поверь. — Она зло добавила: — А я не доверю Бена спасательной команде.

Между психологом и спасательной командой уже давно проходила линия фронта: Дафна верила в необходимость переговоров, а команда — в быстрые, эффективные удары. Обе стороны были по-своему правы: каждая ситуация требовала своего решения. Но Дафна Мэтьюз упорно поддерживала только один подход. Болдт не собирался ввязываться в споры.

Она воззвала к его отцовским чувствам, управляя им, как гончар глиной.

— Если бы там был Майлз, как бы ты поступил?

— Я вызвал подкрепление, — сказал он, избегая ответа.

— Сколько? — спросила она встревоженно.

Болдт ответил:

— Две пары. Без знаков отличия. Без спасательной команды.

Похоже, она испытала одновременно облегчение и отвращение. Он видел ее с новой стороны. Возможно, она потратила на Бена столько сил, что была не в состоянии рассуждать объективно? Он боялся, что так оно и было, поэтому принимать решение приходилось самому. Как бы в подтверждение его слов она призналась:

— Не уверена, что смогу перелезть через забор. — Дафна молча окинула препятствие взглядом. — Но я попробую.

Болдт схватил ее за руку; она презрительно взглянула на него.

— Если бы там был Майлз, я бы пошел, — честно ответил он. — Я бы не подпустил спасательную команду на пушечный выстрел.

Ее взгляд чуть-чуть смягчился.

— Но я бы не стал глупить, — продолжал он. — И собрал бы как можно больше информации.

— Да, не сомневаюсь, — согласилась она, потому что хорошо знала Болдта.

— Мы не уверены на все сто, что мальчик там. И уж точно не можем подтвердить, что там Гарман. Одно дело, что показалось Бену, а другое — что есть на самом деле. Он не знает Гармана.

— Он видел его в аэропорту, — поправила Дафна. — Он знает его. Из всех нас он единственный, кто действительно знает его.

Болдт чуть не поперхнулся. Он совсем забыл об этом факте и теперь совершенно растерялся. Он постарался собраться. С Дафной Мэтьюз всегда было так: или ты опередишь ее, или будешь плестись в хвосте.

— Если ты предлагаешь пойти на разведку, — подбодрила она, — я за.

— Он живет под именем Бэбкок в меблированных комнатах на Вашингтон-стрит, — сообщил Болдт, огорошив

ее. — Если он тут под тем же именем, оно должно быть в документах в офисе. Тогда мы узнаем, где его ячейка.

— Забудь о нем, — повторила Дафна. — Сначала вытащим Бена, а потом уже будем думать.

— Ни за что, — отрезал он.

— Тогда прости, — сказала она, медленно поворачиваясь к нему. Их глаза встретились. И тут она внезапно толкнула его — ударила раскрытыми ладонями, и он потерял равновесие, проехавшись спиной по щебню.

В несколько скачков Дафна очутилась у забора и вспрыгнула на сетку, как кошка, будто выполняла обычное спортивное упражнение. Перекинула ноги и мгновение спустя была на той стороне. Не оглянувшись, Дафна шагнула в темноту и исчезла из виду.

Глава семидесятая

— У меня никогда не было братика, — сказал Гарман Бену, когда тот очнулся. — Я Джонни.

Бен обнаружил, что сидит на цементном полу в камере хранения, далеко от входа. Его запястья были склеены между собой, и кроссовки тоже, подошва к подошве. Он попытался заговорить, но губы не размыкались.

— Это «суперклей», — пояснил Джонни. — У меня оставалось немного скотча, но он мне нужен. Так, только не пытайся вырваться, — предупредил он, когда Бен задергался. — В лучшем случае ты разорвешь себе кожу, а мне придется снова склеивать тебя. Будет некрасиво и больно. Поэтому сиди и не рыпайся.

Его капюшон был откинут на спину. Кожа на лице выглядела странной, как гладкая белая глина, но ухо напоминало один сплошной струп желто-ржавого цвета, цвета крови и гноя. Бен не сразу приспособился дышать носом. Как только он начинал бояться, у него сразу кружилась голова. Все расплывалось перед глазами, но когда он приходил в себя, все опять было нормальным. Он понял, что дело в дыхании. Если не пугаться, все будет в порядке.

Джонни что-то паял каким-то предметом, напоминавшим Бену огромную бутановую зажигалку. С громким шипением горела газовая лампа, дававшая невероятно много света.

— Я тебя не трону, — произнес Джонни, угадав мысли Бена. — Не надо было за мной ехать, понял?

Бен кивнул, снова ощущая волну непреодолимого ужаса. Похоже, парень собирал какую-то бомбу — из пластмассовых трубок торчали проводки.

— Но сделанного не воротишь. — Он наставительно навел на Бена палец. — Ты меня надурил там, под деревом. Я думал, ты сдох.

Он казался Бену непохожим на других взрослых. Мало того, что его голос больше напоминал кошачье шипение, так он и выглядел ребенком — человеком, который не повзрослел, как в фильме, где мальчик попадает в тело взрослого мужика.

— Какого черта ты за мной поперся? — спросил он мальчика, который не мог ответить. — Из-за моего лица?

Бен ожесточенно помотал голову. Он осмелился взглянуть человеку в глаза, и у него снова закружилась голова. Он чувствовал, что сейчас потеряет сознание. До него очень-очень тихо донеслись слова: