Опознание невозможно

Пирсон Ридли

После третьего ряда синих ячеек все сомнения по поводу местонахождения Гармана развеялись. На ячейки, к которым повернулись Болдт с Дафной, падал бледный свет, его источником была ячейка справа от Болдта. В конце ряда возникла Дафна. Болдт подал ей знак. Они пошли навстречу друг другу, скользя мимо дверей ячеек и направляясь к центру ряда. Через минуту они уже стояли по сторонам от двери, из-под которой сочился свет, в десяти футах друг от друга. Сердце громко стучало в груди Болдта, мешая прислушиваться. Он попытался разобрать доносившиеся изнутри звуки. Было похоже на шум

вентилятора. На кошачье шипение или кипящую воду. И тут Болдт понял; это был звук газовой лампы и голос Джонни Гармана, который опалил себе глотку во время пожара в Северной Дакоте. Он что-то говорил.

Когда Болдт подал Дафне сигнал уйти с позиции возле ячеек, ей очень хотелось проигнорировать его приказ — позволить ему немного отойти, а потом распахнуть дверь гаража и предстать перед Гарманом лицом к лицу. Но разум, опыт и дисциплина победили, заставив ее почувствовать себя жертвой своей профессии.

Шаг за шагом они отходили от ячеек, пока не увидели друг друга во втором ряду. Болдт жестом указал на офисное здание, где они и встретились через пару минут.

— Будем считать, что там Гарман, — начал Болдт шепотом, — и исходить из этого. Если Гейнс или Ламойя заметят подозреваемого, мы пересмотрим свои допущения, но я не верю в совпадения. Гарман пришел сюда, чтобы подготовиться…

— К встрече с Мартинелли, — сказала Дафна одними губами. Она рассказала ему про адрес Сантори на рюкзаке и про свои соображения: поразительное сходство женщины с его матерью заставило Гармана отказаться от предыдущего поджога. Она нехотя призналась:

— Понятия не имею, как Бен влез в это дело.

— Если Бен не прячется…

— …то он в камере хранения, — закончила она. — Гарман не станет причинять вреда ребенку — особенно маленькому мальчику. Он даже не возьмет его в заложники, Лу. Он не будет рисковать жизнью мальчика.

— Мы не можем быть уверены.

— Можем, — возразила она. — Вспомним, сколько он приложил усилий, чтобы не причинить вреда детям своих жертв. Он знает Бена в лицо, Лу, он видел его отражение на солнцезащитном козырьке. Это подействует на него; он будет сопереживать Бену. Он решит, что оказывает Бену услугу, сжигая его мать, именно так он и планировал. Он не причинит ему никакого вреда. И вообще, — предположила она, — присутствие Бена уменьшает вероятность того, что Гарман будет противиться аресту.

— Нет, нет, нет, — запротестовал Болдт, чувствуя, к чему она клонит. — Мы не будем входить в контакт с подозреваемым.

— Еще и как будем! — не согласилась она. — Чего мы точно не будем делать, так это превращать всю ситуацию в цирковое представление. Он интроверт, параноик, человек, который боится общества из-за реакции общества на его уродство. Он зол. Он винит отца. Окружи такого человека мигалками, громкоговорителями и вооруженными людьми в форме, и он сорвется. Реальность для него затуманится. Кто знает, что он тогда натворит?

— Даффи…

— Мы войдем с ним в контакт, Лу. Ты и я. Мы станем перед дверью, уберем оружие и поговорим с ним. Напомним ему,

что он не хочет причинять вреда мальчику и тем более сражаться с отрядом воинственных полицейских. Пообещаем взять его тихо и сдержим обещание. Он не из тех, кто рвется попасть в газеты, Лу. У него семейная проблема — между ним и отцом, между ним и матерью. Мы можем решить все прямо здесь, ты и я.

— А если ты ошибаешься, то место, где мы сейчас стоим, будет завтра утром выглядеть, как после бомбежки.

— Я не ошибаюсь, — резко заявила она. — Давай поработаем вместе, Лу. К Джонни Гарману есть два подхода — правильный и неправильный. Ты сам знаешь — я знаю, о чем говорю. Если ты приведешь сюда цирк, он присоединится. Устроишь представление, так он тебя переплюнет. А если предложить ему выход, он согласится.

Болдт отрицательно покачал головой. Ей хотелось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть. Он выглядел измотанным. Дафна убедила себя, что он не в состоянии ясно мыслить. Болдт сказал:

— Мы подождем, пока он выйдет. Это долго, не спорю, но иначе никак. Может быть, обнаружится, что это и не Гарман, но нельзя загонять его в угол в месте, где он, возможно, хранит столько взрывоопасных веществ.

Дафна была готова резко оборвать его, но придержала язык, почувствовав, как ему трудно. Может, он хотел поступить так, как она предложила. Возможно, надо дать ему выговориться и прийти к тому же решению.

— Если он выедет на велосипеде, скажем без рюкзака, тогда мы его задержим. Если он выйдет с мальчиком, мы наблюдаем, но не задерживаем. Если грузовик его отца там — а я в этом уверен, — то у нас большая проблема, потому что он уедет до утра, чтобы помыть окна и поставить ловушку в доме Сантори, считая, что это дом Мартинелли. Когда Гарман в грузовике, он слишком опасен…

— Видишь, — не согласилась она, — мы должны сделать это сейчас. — Дафна выслушала его объяснения. Она знала, что он прав, но возражение вырвалось само собой.

— Нет, я о том и говорю, что сейчас мы не должны, — парировал Болдт, — но мы можем попробовать отрезать Гармана от грузовика, если придется. Нам нужно будет как-то изолировать его от взрывчатых веществ. После этого мы задержим его, и все. — Он добавил: — И мы не можем просто ждать, пока он закончит с домом Сантори, потому что у него при себе будет катализатор. Нельзя нападать на него, пока он не отойдет подальше от топлива — с помощью Бена или нет.

Глупо было спорить в ста ярдах от предполагаемого местонахождения Гармана. Тем не менее она не удержалась:

— Ты не сможешь отрезать его от грузовика.

— Не смогу, — подтвердил Болдт. — «Слишком поспешно», — подумала Дафна, чуя какой-то подвох. — Это твоя задача. Ты его так хорошо знаешь, — сказал он, — что сможешь что-нибудь придумать. Он добавил: — И никуда не уходи. Я пойду, взгляну на велосипед и распоряжусь насчет подкрепления.

Ее преданность Лу Болдту, ее любовь к нему были слишком велики. Она не стала бы добровольно вмешиваться в ход расследования. Дафна кивнула, хотя и с очень недовольным видом.