Оппозиционер в театре абсурда
Шрифт:
– Может, выпьем вина? У нас есть очень хорошее, – предложил Дэн, оценивающим взглядом измеряя гостью, словно увидел ее впервые. «А она ничего… и при этом совершенно невинна!»
– Вина?.. Не знаю… Я никогда не пила… Но – давай! – Надин заговорщицки подмигнула ему. – Только бабушке – ни слова!
Денис удалился и через несколько минут принес поднос с бутылкой красного французского вина, шоколадными конфетами и сыром.
– Вот, пробуй – папа из Парижа привез.
Он разлил рубиновое вино в хрустальные бокалы.
– За удачу! – прошептал
– За удачу! – весело откликнулась она.
Тонко пропел хрусталь, они осушили свои бокалы.
– Божественный напиток, – прошептала Надин, закатывая глаза.
– Так давай выпьем еще! Теперь за любовь!
– За любовь!
Выпив два бокала, Надин, не привыкшая к спиртному, захмелела. Впрочем, во все продолжение этой волшебной, фантастической, невозможной встречи она чувствовала себя то ли пьяной, то ли помешанной, словом, состояние было такое, словно она вырвана из своего мира, из своей реальности и находится то ли во сне, то ли в мечтах, то ли в параллельном измерении. Денис развернул обертку и положил конфету ей в рот. Когда она приоткрыла крошечные детские губы, он не выдержал и, взяв из ее рук бокал, отставил его, а сам обнял ее, прижался к ее хрупкому телу и прильнул долгим и нежным поцелуем к ее губам. Она задрожала в его объятиях и тихонько заплакала.
– Ты чего?
– Не обращай внимания, это от счастья.
– Ты счастлива?
– Еще бы! Ведь я… люблю тебя… Давно… С того самого момента, как увидела в первый раз…
Денис поцеловал ее уже более уверенно после такого признания. Он даже почувствовал себя в некотором роде благодетелем, даря ласку этой убогой, больной девушке, которая, если бы не он, конечно, никогда бы не испытала радость любви и общения с мужчиной. Надин плакала, даже не пытаясь сопротивляться его настойчивым ласкам.
– Ты очень красивая, Надин, я хочу тебя.
– И ты говоришь это мне? Такой девушке, как я?
Денис, чувствуя, что она полностью в его власти, раздел ее. И вот она лежит перед ним – обнаженная, худая, вся трепещущая от смущения, рыданий и своей беспомощности, никогда не знавшая мужчин, девственница. Возбужденный сознанием, что он – первый, что он – любим этим жалким существом, что он – Бог для нее, Денис в исступлении принялся целовать ее, тормошить, ласкать, получая животное удовольствие от того, как пробуждалось, отдавалось ласкам это девственное тело. И, наконец, овладел ею…
Никогда не испытывал он подобных ощущений! Да, он знал много женщин. Но занимался любовью впервые с женщиной, которая любит. Он чувствовал, как ее любовь, страсть передается ему, как от бешеного биения ее сердца начинает учащенно биться и его пресыщенное холодное сердце. Она, слабенькая, беспомощная, больная, в момент экстаза передала ему такой мощный заряд энергии, какой никогда не получал он от искушенных женщин. Она же билась под ним, словно в агонии, плакала, судорожно сжимала его слабыми руками… Да, такого у него еще не было!
Когда он, наконец, отпустил ее, она была в бессознательном состоянии, совершенно опустошенная,
– Тебе пора, прелесть моя, – прошептал он, заботливо одевая ее. – Бабушка потеряет тебя.
– Но мы увидимся еще?
– А ты не жалеешь о том, что произошло?
– Нет, конечно!..
– Тебе не было больно?
– Мне было хорошо! Очень хорошо!
– А с каждым разом будет все приятнее.
– А будут еще разы? Ты еще позовешь меня?
– Обязательно!
– Даже если не позовешь, я все испытала… я теперь знаю, что такое любовь… Если теперь умереть – я готова.
– Теперь – жить!
Он бережно одел ее. Усадил на коляску.
– Можно тебя попросить? – робко спросила она.
– О чем хочешь!
– Картину. Седьмое небо. Подари.
– Вот, держи.
Отправив гостью домой и при этом с удовлетворением убедившись, что бабушка не заподозрила ничего, что Надин естественна и весела, Денис вернулся к себе. Поскольку он продолжал находиться под впечатлением происшедшего, то решил выплеснуть свои эмоции на бумагу: достал краски, вставил лист формата А4 в деревянную рамку мольберта и принялся творить… Под легкими прикосновениями кисточки на листе появлялось акварельное, чуть размытое изображение лица в ореоле светло-золотистых, словно пронизанных солнцем волос, неестественно огромные небесно-голубые глаза, больше похожие на два озера…
Творческий процесс был прерван появлением Павла.
– О! Да ты творишь!
– Как видишь.
– Какое интересное лицо… Постой, кажется, где-то я его видел… А! Ты будешь смеяться, но мне показалось, что она похожа на… Надьку. Так, кажется, зовут эту калеку, соседскую девчонку?
– Да, это она. Ты угадал.
– На рисунке она гораздо интереснее, чем на самом деле.
– А я вижу ее такой.
– Да?
– Да…
– Ну, видишь – так видишь, все вы, художники, – мечтатели.
– По-моему, она прекрасна! А главное – она настоящая муза, она смогла бы вдохновить меня. Слушай, я, пожалуй, готов жениться.
– Да ты с ума сошел?! – Павел расхохотался. – На калеке?
– А что? Я выше всех этих предрассудков. Сегодня же поговорю с папиком.
– Ну ты приколист!
– Не смейся, пожалуйста. В жизни должно быть место благородству.
– Поговори, поговори с папиком. Но чтобы я тоже тут был – хочу увидеть это шоу!
– И поговорю! Сегодня же!
Действие 16
Плотный брюнет, с бархатными глазами и лицом холеным и красивым, вошел в холл экспериментального театра «Подмостки». Взгляд его, внимательный и тяжелый, сразу наткнулся на афишу, которая представляла собой черный плакат, как черный квадрат Малевича. На плакате, также в стиле авангардистов начала ХХ века, белыми неровными буквами было написано:
Экспериментальный театр «Подмостки»
Представляет
Метафизическую трагедию «Бытие»
Автор и режиссер-постановщик Иван Злобин