Опрокинутый город
Шрифт:
– Я понял! И где он?
– Возле дома – ты ж слышал, как машина подъехала?
– Нет… не слышал…
– Короче, давай, быстрей его встречать спускайся.
Я сбегаю вниз, спешу на дорогу… и правда Игорь! Вот это сюрприз – его машина стоит, и он суетится возле, хлопает дверьми.
Он сюда уже года три не приезжал.
– Игорь! – окликаю.
– Лешка! – он улыбается мне, поворачиваясь в закатных лучах, которые косят из-за крыши дома напротив.
(И когда я был наверху, там тоже уже все прошивали закатные лучи, вдоль всех балок и брусьев – вот сколько часов я просидел с этой странной необыкновенной тетрадью!)
– Ты
– Удивлен, но…
– У тебя просто вид какой-то… взъерошенный – ха-ха.
– Серьезно?
– Ну да. И даже напуганный. Что это, как раз из-за меня?
– Да нет, я просто…
Я делаю шаг вперед, протягиваю руку…
– Нет-нет, слушай, у меня руки перепачканы. Видал, какие?..
Он показывает – да, они все в масле, черные. И кажутся еще чернее на закате.
– И главное, что не вливал. Это я так случайно к канистре прикоснулся, представляешь? Сейчас. Я на участок схожу, руки вымою… умывальник-то на обычном месте висит?
– Ну да.
– Я сейчас руки только помою – а ты можешь начать вещи таскать?
– Я…
– Ну или меня подожди – вместе будем… слушай, ничего не случилось?
– Э-э… нет.
– У тебя лицо какое-то странное, ей-богу. Бледное.
– У меня?.. Нет-нет, все в порядке…
– Ну ладно, расскажешь потом.
Он уходит мыть руки, а я остаюсь возле машины…
Таскать вещи?..
Глава 8
…Вместо этого я принимаюсь усиленно ходить туда-сюда возле машины. «Что это за тетрадь, откуда? Кто это написал?.. Это про ребенка – нет, исключено, что ребенок мог написать такое! Да-да, это про ребенка – велосипед, стрекоза, детские игры…» – словно вертится-тараторится в моей голове, твердятся аргументы того, что и так понятно. «Откуда взялась тетрадь?.. Этот почерк чужой, чужой, инородный…» – расхаживаю вдоль машины – я совершенно потерян сознанием для чего-то другого, потерян; ничего не замечаю вокруг себя. «В моем доме…» В нашем доме ведь никто никогда не жил, кроме нас. А тетрадь оказалась между журналами – но это материны журналы! Старые – сколько журналов она выписывала лет тридцать назад. «Эта тетрадь не материна – она не может быть ее! Сестры… те самые сестры, о которых она рассказывала вчера? Это совершенно непостижимо!»
Все внутри на несколько секунд затаивается – от страха и щекотного трепета.
А потом начинает твердиться, как забивать разум: «Мария и Вера высокие, как спички, прямоспинные, они ходят и ходят, без остановки, без остановки. Если Мария – на середине тропинки между первой и второй картофельной грядкой, Вера – в начале тропинки между третьей и четвертой. Если Вера – в конце тропинки между второй и третьей…
Стрекоза! Я ее спас, слипшиеся крылья почти поломанные – вот она взметнулась и опять летает – как восстановилась – и я нахожу тетрадь! А в записях начинается с того что ребенок наезжает на стрекозу велосипедом она больна – то есть это как начало к тому что она снова разрушается. Потом разламывается крыло – и вот Мария уже без руки… это как бы избавиться от страха, испуга! Но все равно же стрекоза остается – всегда, всегда…»
Эта цепочка плетется сквозь мозг и повторяется, повторяется: «Стрекоза, я ее спас слипшиеся крылья почти поломанные…» – мысленная, словно выстраивается в сознании инерционной, инертной тканью… и страх, недоумение и крайняя тревога, о которой я не могу говорить.
– Лешк! – окликает меня Игорь. – Ты чего расхаживаешь-то, я не пойму?
Глава 9
– Э-э… что?
– Я говорю,
– Ты же сам сказал, что я могу тебя подождать, и будем вместе таскать, – произношу быстро, но потерянно.
– Ну хорошо, давай теперь таскать вещи.
А потом мы садимся ужинать. Я сижу с Игорем и матерью, а внутри так и перемалываются внутри как жернова, перемалываются – но я совершенно не подаю виду. Что я могу делать – только сидеть и разговаривать; либо их слушать.
Рассказать о тетради? Поначалу у меня странное чувство, что даже если б я и хотел, не могу вставить это в разговор, втиснуть…
– …Я, кстати, много еды привез, – говорит Игорь. – Но только шашлыка не взял – представляете, тетя Тань, вообще не было. Он куда-то как испарился. Я собирался здесь купить, поблизости – нема… представляешь? – и ко мне поворачивается. – Не знаю, чего теперь можно на костре-то пожарить. Но я сарделек, в принципе, купил. Удивлены, что я приехал, да?
– Очень удивлены! Ничего не случилось?
– Нет, абсолютно ничего. Ну… я даже не могу сказать, почему приехал. Я это в последний момент решил. Сначала хотел к бабушке как всегда, но потом что-то сверкнуло… дай, думаю, сюда.
– Ты же никогда не приезжал так, – говорю я.
– Без предупреждения? Ну да. Какой-то порыв непонятный – сорвался, приехал. Сам смеюсь.
После этого мать уходит. Мы остаемся с ним одни.
– Но вообще ты мастак на внезапные решения, – улыбаюсь. – И их воплощение.
– Это ты еще по нашему детству помнишь? – Игорь тоже улыбается; гораздо сильнее моего.
– Не знаю.
– Ну да, мне, кстати, тоже не приходит на ум какого-то конкретного эпизода с тех времен, но… слушай, я вижу, я тут действительно некстати, – отрываясь от тарелки, принимается слегка вертеть головой.
– Нет-нет, что ты…
– Я говорю, даже не могу объяснить, почему… Но мне здесь хорошо. Очень! И этот свежий воздух, просто дубовый – я его сразу вспомнил. Вообщ-ще воздух такой… просто шик!
Пауза.
– Слушай, а вы же второй этаж так и не достроили, да?
– Нет, – отвечаю.
– И там все так и завалено?
– Да.
– Ну вы как, собираетесь его делать или?..
– Да мы уже двадцать лет собираемся… и все стоит на месте.
– Да, да, я понимаю.
Он доедает, потом мы пьем чай, и он предлагает выйти на улицу.
– Как же классно – вот сейчас прогуляемся по воздуху. Воздух здесь просто вообще… так опьяняет! – начинает мотать головой – с вытаращенными глазами; прямо как в умопомрачении.
Глава 10
Мы выходим… и снова оглушает этот объемный стрекот цикад, взбудораженный, в сумерках. Но сегодня, когда Игорь со мной… я только сейчас понимаю, что стрекот был все время, и когда мы ужинали в доме – но я не осознавал его; не обращал внимания.
В отличие от вчерашнего, когда мы разговаривали с матерью лежа на кроватях… я слышал стрекот и в доме.
«Эти сестры… мать рассказывала о дочерях Альбины и после этого я нашел тетрадь наверху – что это значит?! Эти вещи связаны, связаны…» – плетется-сквозит цепочка, инерционная – «Сергей!.. Он живет теперь в доме Альбины но не имеет к ней никакого… Сегодня когда я стоял у речки – Представляешь, он на нее колесом наехал, прикинь? Николька мой сын и приносит домой – а она еще живая ее ведь очень сложно поймать! Ну и потом он тоже такой радостный ходил, ходил туда-сюда по участку прям без остановки… А в тетради – сегодня мне удалось поймать стрекозу, я наехал на нее колесом велика… стрекозу очень сложно поймать.